Сергей Степанов-Прошельцев - Уроки «химии». Из жизни условников

Он расспросил женщину, как ему добраться до общаги, запомнил, как её зовут. Всё это ему может пригодиться, когда станут допрашивать, где провёл эту ночь.

Часы с гирями на стене будки показывали без четверти пять утра. Транспорт ещё не ходил. Санлеп надеялся поймать тачку или левака, денег хватило бы. Если его закроют, они не понадобятся.

Увы, благие надежды не оправдывались. Шёл же он ещё ходче – отдохнул как-никак.

Город, похожий на улитку, спал, только кое-где мелькали слабые огоньки. Такие же тусклые, как и люди, которые его населяют. Местный пролетариат давно уже разложился и ушёл в коллективный запой. А сейчас отсыпался перед похмелкой. Воскресенье, как-никак. Впрочем, это Санлепа волновало мало – ему не по дороге с пролетариатом, изменившим своему рабочему делу, и очень скоро покинет этот город, причём не важно, куда направится: снова на зону или куда угодно, как человек свободный. Важнее другое: в памяти от этого унылого города останется только название.

Санлеп шёл по пустынным улицам. Его сопровождала лисья усмешка бледной луны. Предутренний свет был холодный, тревожный. Позади остался длинный, безмолвный пустой квартал, но атмосфера напряга не покидала. Она не улетучилась и после того, как всё-таки удалось поймать «левую» телегу.

За баранкой старого раздолбанного «Москвича» сидел такой же древний кадыкастый айзер. Услышав, что Санлепу надо в комендатуру, замахал руками, ровно его муха куснула:

– Нэ, туда нэ поеду.

– Почему?

– Э, дарагой, Аллах не велит. Химия – одна сплошной бандит.

– Там же и мусульмане есть. Разве Аллах запрещает им помогать?

Уговоры не действовали. Согласился айзер ехать только за двойной тариф. Да чёрт с ней, с оплатой! Вернее, не чёрт, а шайтан. Лишь бы скорее закончилась эта безалаберщина и бестолковщина.

Драндулет зачихал от удивления, что поехал. Но поехал дребезжа и с каким-то прискоком. И недалеко. Санлеп, сам того не ведая, спалил и водилу. Его повязали заодно с ним.

Когда «Москвич» подрулил к общаге, Санлеп увидел стоящий наискосок у подъезда белый милицейский фургон, а вплотную к ступенькам – автозак. В него грузили Хмыря.

«Все! Приплыли!» – пронеслось в голове.

Так и есть! Из фургона посыпались гоблины. Но причем тут спецназ внутренних войск МВД? Неужели неночевка – это такое тяжкое преступлениё? По сути дела, и не преступление вовсе, а просто – оплошка, нарушение режима содержания.

Мысль не успела оформиться. Дверцы «Москвича» одновременно рванули с двух сторон. Ствол Макарова уперся Санлепу в щёку.

Хрясь! Довольно болючий удар в плечо, которое сразу заныло.

– Выходи! Руки в гору! На землю!

И тут же градом обрушились точно выверенные удары в болевые точки. Лупцевали всем гамбузом. Под ребра, в голову, по почкам. Обычная ментовская отоварка. Иначе не бывает. В этом они мастера – всемером на одного. Причём бугаи, как на подбор.

– Хорош, не надо делать жмура! – раздался грозный окрик усастого старшого.

Он говорил с кем-то по рации:

– Порядок – сто процентов! Мы его упаковали! Сейчас отправим в Пермь на вертушке…

«В Пермь?» – удивился Санлеп. – Но почему туда? Почему не в Москву? Или в Ригу? Одна нелепица сменяла другую. Какие-то фигли-мигли – совершенно непонятные шутки. Впрочем, всю эту тягомотину шутками назвал бы только насквозь шибанутый.

По лицу Санлепа текла кровь. Нет, его определенно спутали с кем-то другим. То, что случилось, случилось не с ним.

По идее, Санлепа должны были закрывать вместе с Хмырём. Сразу, на месте. А потом предстоял дальний этап в Латвию – в тот лагерь, откуда он прибыл. Правда, говорят, что в последнее время из экономии денег провинившихся «химиков» пе реводят в ближайшие колонии. Но почему его перевод обставлен с таким шиком и с таким почётным караулом? Неужели ещё какое-то чужое дело шьют?

– Вы, часом, не ошиблись? – сказал он распухшими губами. – Что-то у вас вперегиб. Моя фамилия – Рябинин, зовут Александр Васильевич. Год рождения…

– Ты-то нам и нужен, дружок, – прервал его командир. – Как и твой подельник.

Субтильный айзер лежал рядом, бревно бревном, и тоже в браслетах. Какой-то просветлённый. Только потел, как редька, которую круто посолили. Он вообще ничего не понимал. в этой метефизике. Учитывая его престарелость, «подельника», кажется, не колбасили, как Санлепа.

4

Доставили их в Пермь на вертолете. Такой чести редко удостаиваются даже воры в законе. Но по какому такому случаю?

«Подельник» Санлепа сидел молча. Видимо, очень жалел, что согласился подбросить «химика» до комендатуры. И попал под раздачу. Теперь он не знал совсем, для чего надо жить и для чего умирать. И внезапно им, как кавказцем, пусть даже аксакального возраста, овладело мужество отчаянья, дабы доказать, что он чист, как героини Тургенева. Айзер взбеленился, вскочил и хотел кинуться на Санлепа. Он словно был в невменяйке: всё его хилое тело трясло, как в лихорадке, глаза налились кровью.

– Бандит! – успел выкрикнуть он, но его шандарахнули довольно прилично по темечку, и он окончательно сдулся, театрально закатив глаза.

– Жив этот Мухомор? Не переборщили? – спросил старший конвоя. Менты сами дали кличку айзеру. Как говорят, с кем поведёшься…

– Жив, – ответили ему. – Куда он денется? Старое чучело, а туда же. Теперь чёрта лысого кто ему поверит, что не при делах.

– Смотрите лучше, – сказал старшой, разглаживая усы. – Клювами щёлкать нельзя.

Попытки Санлепа разговорить конвоиров ни к чему не привели. Молчали упорно, темнили. Только один из них, прапор, процедил сквозь зубы с равнодушием патологоанатома:

– Достал со своей заморозкой! Он ещё и спрашивает, почему в Пермь? Да потому, что доигрался сверх нормы, как хрен на скрипке!

Добрались за час с небольшим. Если на машине трястись – километров двести на спидометр накрутишь, а тихоходный МИ-8 (разумеется, по нынешним понятиям) кроил расстояние напрямки, не признавая никаких светофоров и отстойников. Но насладится видами с высоты не пришлось – иллюминаторов в салоне попросту не было. Это была какая-то особая разновидность транспортных вертолётов. Возможно, просто модифицированная, приспособленная для перевозки пассажиров, сопровождаемых ментами.

И вот – следственный изолятор на улице Клименко. Похож на крепость. Построенный ещё при Екатерине II, он не склонен кичиться своей богатой историей, хотя здесь когда-то чалились вольнодум Александр Радищев, декабристы, петрашевцы. При Сталине – «враги народа», «вредители». Их было столько, что пришлось возводить новый корпус. Всё равно не помещались, приходилось периодически излишки пускать а расход.

Раньше улица называлась Чердынской. Нет, переименовали. Была такая страсть у большевиков. Но кто такой Клименко, мало кто смыслит. Потому что на самом деле никакого Клименко не было. Была только партийная кличка участника двух революций Василия Чекмарева. Да и жил он совсем в другом месте – на улице Сибирской.