Руслан Платонов - Кукловоды

Внезапно окружающий черно-белый мир окрасился во все оттенки зеленого цвета, а многопудовые ноги несколько полегчали. Меркнущее сознание мученика науки сообразило, что они вбежали в лес, и тропинка пошла под уклон.

Сквозь колокольный звон в ушах до Сергея донесся отчетливый голос Саши:

– Уклоняйся от веток – без глаз останешься! Блокируй их! Как Брюс Ли – помнишь?

«Он что, двужильный, что ли?» – промелькнуло во взболтанном мозгу Сергея; а через секунду он с удивлением отметил, что его верхняя половина тела живет как бы отдельной жизнью, исправно уклоняясь от торчащих на пути многочисленных веток и сучьев. Судорожно прижатые к бокам чугунные руки – о, чудо! – вдруг ожили и принялись быстро сновать в разные стороны, отшибая настойчиво лезущие в лицо ветви кустарника. Все-таки многие месяцы совместных тренировок не прошли зря.

Наконец-то! Выбежав на широкую ровную поляну, Бузько хотел было скомандовать отбой, но, обернувшись назад, только крякнул. Антонов чутьем угадал предстоящее спасение от кошмара и через секунду уже распластался на траве, широко раскинув руки. Грудь его вздымалась, как штормящее море, а залитые потом глаза отрешенно уставились в знойное небо.

Через некоторое время в них затеплилась жизнь. Еще через минуту зрачки дрогнули и поползли по кругу, разыскивая проклятого истязателя в зеленой кутерьме.

Бузько стоял неподалеку в боевой стойке «киба-дачи», выполняя дыхательные упражнения.

К Сергею постепенно вернулась способность чувствовать и соображать – вообще жить. Он услышал звонкие голоса птиц, рассмотрел в высокой траве ползущего жучка, с восхищением – в который уже раз – подумал: «Двужильный, гад!» – и теплая волна смешанного благодарно-восторженного чувства к Саше залила его грудь.

– Ну? Оклемался? – широко улыбаясь, Бузько приблизился ко все еще лежавшему бревном Сергею и подал ему руку. Будто вихрь подхватил того с земли – столь мощным рывком Саша поднял своего подопечного на ноги, которые от неожиданности подогнулись, еще не оправившись полностью от бешеной гонки.

– Тьфу ты! – мотнул Сережа головой, как конь. – В глазах темно, ёлки! В жизни так не бегал! Ты хочешь моей смерти, паразит? – и полушутя-полусерьезно ткнул Сашу пятой ладони в грудь. Рука будто провалилась в пустоту – гррох! – снова, теперь уже на живот, Антонов улегся в шелковую траву. Как всегда безупречно выполнив прием, Саша опять улыбнулся:

– Ну, отдохни еще!

– Не-е, – замотал головой поверженный Антонов, – будем заниматься!

Улыбка тут же улетучилась с Сашиного лица.

– Слышу речь не мальчика, но мужа! – уже совершенно серьезно сказал он и гортанно выкрикнул:

– Хаджиме!

У Сергея каждый раз от этого слова, означавшего по-японски «начинай», мороз продирал по коже. Вот и сейчас восторженное, непередаваемое словами чувство зародилось где-то в животе и быстрыми волнами разлилось по телу, интенсивно вытесняя свинцовую усталость и заменяя ее бодростью и силой.

Шел третий год их знакомства и совместных занятий каратэ.

Сергей Антонов оказался способным учеником. Свою недостаточную физическую развитость он с успехом компенсировал огромным трудолюбием и всепобеждающим желанием добиться успеха в своем начинании. Характер у него оказался несгибаемый, а терпение – огромное.

Сколько парню пришлось вынести, особенно в начале пути, – одному Богу известно. Сбитые в кровь кулаки, дикая боль в перерастянутых мышцах ног, хроническая усталость и синяки, синяки, синяки: на руках, ногах, груди, спине, лице – сплошь. Все это приходилось безропотно терпеть, так как Саша в тренировочных боях его не жалел – бил, как выражался один незабываемый киногерой, аккуратно, но сильно. На расстоянии либо заочно искусству рукопашного боя не научишься – таковым было, есть и будет основное тренерское правило.

«Тяжело в учении – легко в бою», – утешал себя мученик науки и терпел, терпел, терпел, глотая пот, слезы, а иногда и собственную солоноватую кровь.

***

…Сидя в уютном баре за чашкой кофе, Сергей Антонов предавался невеселым размышлениям.

Не лучшим образом складывалась его жизнь – единственная и неповторимая. Тридцать два – почти половина отпущенного Всевышним срока – уже истекла. Какие-то промежуточные итоги надо бы подвести, Сергей Валентинович… А – что подводить?

Престижной профессии не приобрел, больших денег не нажил. Ватаги близких друзей, как иные прочие, не имел из-за полнейшего равнодушия к веселым забавам и хмельным пирушкам. Женился молодым и не по любви, а так – чтобы быть, как все. Очень скоро избалованная и капризная женушка оставила его и ушла к другому. Слава Богу, хоть детьми обзавестись не успели. Им, ни в чем не повинным крохам, всегда и всюду приходится держать ответ за глупости родителей.

Прекрасная пора – детство. И не только беззаботностью своей хороша она. Замечательна эта пора в первую очередь своей романтичностью, остротой и красочностью восприятия всего окружающего, восторженностью мечтаний о будущем.

Но вот это самое будущее, это «прекрасное далеко» наступило – и незаметно, капля за каплей, стекает в бездонную прорву прошлого. И капельки эти бывают разные – иные с примесью слюны от частых приступов смеха, другие – с солоноватым привкусом слез; некоторые же окрашены в этакий коралловый цвет – страшный цвет крови.

А уж с житием преподобного Сергия Радонежского – его святого – «житие» Сергея Антонова не имело ровным счетом ничего общего.

Прочитанная когда-то газетная статья об этом истинном святом произвела на парня огромное впечатление. Как камертон начинает звучать в ответ на музыкальную ноту того же тона, так его душа отозвалась на прочитанное. Смысл статьи проник в его разум и сердце до самых сокровенных глубин; он не забыл ни одного слова из той газетной полосы, думы о тех далеких временах посещали его с завидным постоянством.

Отчего так – Сергей Антонов не понимал. Его теперешние представления о жизни не совсем вязались с тем, как понимал жизнь игумен Сергий, можно сказать – совсем не вязались.

Кроме одного – оба, как воды в пустыне, жаждали правды.

Сергей, полностью уйдя в себя, не замечал ничего вокруг – даже заинтересованных взглядов находящихся в баре девушек. Дело молодое – не мог не привлечь пытливый женский взор симпатичный белокурый юноша спортивного телосложения с грустинкой в голубых глазах, лицо которого украшали несколько – конечно же, боевых – шрамов.

Одна из девиц лет двадцати до того увлеклась созерцанием не обращавшего на нее никакого внимания Сергея, что совершенно запамятовала то обстоятельство, что она не в Эрмитаже, а рядом – не добродушный экскурсовод, а ее «хозяин» – толстощекий «Вован Сидорович» поросячьего вида, к тому же набравшийся до одноименного визга. Некоторое время он не замечал «левых» поглядываний своей подружки, будучи крайне увлеченным слюноточивой беседой с соседом по столику – весьма развязным и очень нетрезвым субъектом.