Игорь Галеев - ДухСо пробы Ф за №55-12. Ледник

Ничего. На следующий день Нихилов благополучно сдал часть анализов. Кал в коробочке спичечной. Мочу в банке. Правда банку принес литровую. Чтобы еще раз не опростоволоситься.

Поставил банку и коробок на стол, сел, как было приказано, данные свои сообщил.

– Бумагу с коробка дядя за вас снимать будет, ишь как умотал, как бандероль!

– Простите, извините… я сейчас… – Нихилов живо размотал бумагу. – Куда его?

– Чего?

– Коробочек.

– В карман себе, – пошутила вторая женщина в халате, что возилась с пробирками, и громоподобно фыркнула. Нихилов солидарно осклабился.

– Чё, в первый раз, что ли? Не молодой уже, в армии не был, значит, – говорила та, что данные в карточку вносила. – Катя, иди, бери пациента. Шедеврик, а не мущина! Положите вон на стол свой коробочек.

Вышла та самая Катя, оценила стеклянным взглядом, не узнала.

– Входи, тоже мне… шедеврик.

Зашел Нихилов в комнатёнку, Катя коварно (так показалось Нихилову) улыбнулась, приказала снять. Снял. Все что нужно сделал. Автоматически. Не переспрашивая. Забыв себя и вселенную.

– Готово, свободны, одевайтесь! – приказала сзади Катя.

Никогда еще так быстро Нихилов не одевался. Красный, чумной. Вышел, попрощался и пошел, стараясь показать, что с ним всё нормально и никаких неудобств он не испытывает.

«А что, и такая работа почётна, – благородно размышлял Нихилов на свободе, – еще как почетна. Гигиена!»

Идти было несколько щекотливо, неудобно, но зато гора с плеч. Теперь он знает, что там и как там. Раскусил он, что особо никому не нужен, что рассматривать и разглядывать его никто не намерен. Так что лучше пользоваться свободными деньками – ходить, смотреть, осваиваться.

А потом и у кожника побывал и еще сдавал анализы, и еще рентген проходил, и познакомился со многими жителями города – зрительно, в очередях; записи о характерах и типах в блокнот делал, сцены живые вносил – для работы сгодится.

Так что к концу путешествий по анализам многое Нихилов знал о городе и о людях, с которыми ему предстоит жить да жить. И вывод сделал: главное не унывать, места заброшенные; межа еще не распахана, всё в руках человеческих и в руках, если не Господних, то местных мира сего – точно.

Умерла, Вячеслав Арнольдович, старушка. Взяла и умерла.

И предстоит теперь вам жить в этой квартире, где лежала покойница, где провела она долгие учительские годы сидения, чтения и сна. А в ванне вы уже помылись. В той самой, где старушку обмывали-торопились, было, славу Богу, кому проводить женщину, но вы так и не узнаете об этом. И к лучшему. О смерти вам рановато помышлять. Опасно. А то совсем ум за разум зайдет.

Автор, или читатель, или кто там еще (запутаешься тут с вами), вот сидит-думает, с чего это Вячеслав Арнольдович вел себя так странно. Что это он, дескать, запинается, заикается и прыгает?

А всё потому, что смерть из квартиры еще не выветрилась, оставила косая там свое дыхание. Поспешили поселить, и винить тут некого – не хватает жилья, а работать нужно и жить нужно. Об этом и директорша Зоя Николаевна всегда говорит. Потому как сама она очень работящая женщина.

И зажил Вячеслав Арнольдович исправно, деятельно зажил. В пять дней в квартире порядок навел. Блеск и лоск. И холодильник у него появился, и телевизор в прокате взял. Из Дворца ему три стула новеньких привезли, письменный стол и разные мелочи безвозмездно выделили. Большое внимание ему уделили.

Бумагой Вячеслав Арнольдович запасся. И туалетной, и так для письма. А директорша, Зоя Николаевна, так та вообще расщедрилась. Краски и кисточки дала и обои из своих собственных запасов выделила. По-товарищески удружила.

«Хлопочите, хлопочите пока, Вячеслав Арнольдович, – баюкала она (это она здорово и плавно умеет – по себе знаю), быт – прежде всего. Вот устроитесь, и тогда я вас до конца во все дела введу».

Понравился он ей как администратор-мужчина. В глазах читается, что понравился. Серьезный, тактичный, аккуратный, с папочкой, и образованный по последнему уровню. И это сразу чувствуется, на расстоянии. Ко всему прочему рост, нос, стрижка и руки немаловажное значение, для женщины даже определенное имеют. По природе, это и я могу судить, хороший Вячеслав Арнольдович экземпляр. Такой, знаете, маков цвет. Это вам не мои физические данные.

Осваивается Вячеслав Арнольдович. Дворец осмотрел и снутри и снаружи.

Дворец у нас и вправду мощный. Стены огромные. Бетонные. И окна огромные. Квадратное здание, простецкое, как это у нас умеют, крыша плоская и входов-выходов тьма тьмущая. Внутри три зала «Малый», «Большой» и «Зеркальный» – потому что там зеркала в одну стену вделаны, раньше фойе называлось. А на втором этаже холл – «зеленая галерея», вся в цветах и птичьем щебете.

Комнат различных во Дворце видимо-невидимо, три вместительных туалета, гардероб на пятьдесят квадратных метров. Но особенно Вячеславу Арнольдовичу кабинет зама понравился, пришелся по вкусу. На двери табличка металлическая, нержавеющая, золотыми буквами «зам. директора» выведено, а дверь откроешь да войдешь – душа прыгает, сердце тает и поёт. Ковер на полу, стены в дереве, книжные шкафы с мудрыми книгами, стол внушительный, лакированный. Два журнальных столика и три новеньких кресла. А на подоконниках цветы в горшочках (политика Зои Николаевны). Ну и само собой, портреты разные цветные. Благодарен Вячеслав Арнольдович бывшему заму, стараниям его искусным, па повышение ушедшему.

Как в кабинет этот Вячеслав Арнольдович заходит, так себя уважает, не может улыбку погасить, ценит и имя своё, и звание. Деловой и гордый делается.

У директорши кабинет побольше, и стол для заседаний имеется длинный, рядами стульев окаймленный, с вазой хрустальной посередине. Сверкают подарки разные – в шкафах маски устрашающие, шаманские, клыки да кости резные, вымпелы и грамоты. И сама Зоя Николаевна Бернштейн вид достойный имеет, хотя и рост у нее небольшой, и ходит она тяжеловато. Что поделаешь – возраст почтенный, вес солидный, бремя должностное.

Платья на Зое Николаевне всегда из плотной дорогой ткани с всякими затейливыми приложениями, пуговками и погончиками. Любит Зоя Николаевна украшения, слабость у нее такая, серьги и кольца разные в большом количестве у неё имеются. И всё укрупненных величин, соответственно фигуре и занимаемому положению.

В городе госпожу Бернштейн и стар и млад знает, редко кто мимо пройдет, чтобы не поздоровавшись. Никто уж не помнит, когда она Дворец возглавила, когда и откуда появилась в здешних местах. Никто и вопросом таким не задается. Дворец и Зоя Николаевна словно одно целое, одно без другого не мыслимое. Все так и думают, что как Дворец построили, так и Зоя Николаевна вместе с мебелью, рядами стульев, инвентарем, цветами и птичьим щебетом выписана откуда-то была.