Виталий Борисов - Следы прошлого, или Московские тайны

А переводу этому в немалой степени содействовала одна из постоянных слабостей Артемьева – любовь где надо и не надо рассказывать анекдоты или отпускать разного рода шуточки, порой не вполне уместные и деликатные. А анекдотов он знал превеликое множество и собирал их со всей страстью не менее скрупулезно, чем досье на своих подопечных. Евгений Лазаревич был добрый человек, однако иногда невольно доставлял этим массу хлопот и себе, и другим. И вот не вовремя и не к месту рассказанный анекдот про покойного Государя Императора стоил ему весьма дорого, так, что и сам сказитель не ожидал такого от него эффекта.

Однако эта история с переводом никак не подействовала как на его любимую слабость, так и на отношение к службе. Артемьев даже и не обиделся и принял свою опалу с присущей ему невозмутимостью. Он переехал в Москву, поселился в доме своего тестя на Трубной площади и вот уже тринадцать лет между делом рассказывал анекдоты вместо Петербурга теперь в Москве.

Таким был следователь Артемьев. Любитель, кстати, сам распутывать заковыристые случаи и нечасто прибегающий к помощи сыскного управления.

Дело, выпавшее ему в ту ненастную сентябрьскую ночь 1883 года, поначалу не показалось ему трудным, да и не вызвало особого интереса. Само появление трупа в этом районе было делом заурядным. В районах как Хитровки, так и Сухаревки, во множестве населенных трущобным людом – париями, их находили так же часто, как пропадали здесь люди. Как правило, это были обитатели тех же хитровских ночлежек, бродяги без роду и племени, розыск по которым зачастую не объявлялся вовсе. По найденным же трупам дознание проводилось по всей форме, но обыкновенно с этим делом прекрасно справлялось сыскное управление, предоставляя в руки следователя необходимый материал в кратчайшие сроки. Дело в том, что среди местных обывателей полицейские осведомители работали во множестве. Причем занятие это в их среде не считалось чем-то зазорным. Каждый выживал, добывая свой хлеб и место под солнцем посильными средствами. Так что найти виновника преступления обычно не представляло особого труда и не требовало умственного напряжения ни сыщиков, ни судебного следователя. Именно поэтому с самого начала Артемьев был уверен, что не пройдет и несколько дней, как преступник будет сидеть у него в кабинете и давать показания.

Не особо удивило его и то обстоятельство, что убитым оказался не простой сухаревский или хитровский бродяжка, а знакомый ему коллежский советник. Ему было хорошо известно, что не проходило дня, чтобы Скворцов не появлялся в его «пенатах»: бродил часто по базарной площади, улицам и переулкам, выуживая или выслеживая кого-то, вынюхивая что-то одному ему известное. Врагов у сыщика имелось предостаточно и мотивы убийства не вызвали у Евгения Лазаревича сомнений: кто-то «по дружбе» свел с ним счеты.

Артемьев не сомневался, что агенты сыскного всю Москву вверх дном перевернут, но найдут того, кто «постриг» их собрата. Ему же оставалось лишь набраться терпения и ждать результатов.

Некоторый интерес вызвал у него способ убийства. Удушение не так часто встречалось в его практике. Доктор Вельский предположил, что оно совершено бечевкой или тонкой проволокой. Но, в конце концов, и такое случалось. Ему сразу вспомнилось дело из практики петербургского сыщика Путилина о банде душителей, грабивших таким образом столичных извозчиков. Так что ничего такого странного. Встречались у него вещи и похлеще. Всего с полгода тому назад одного из посетителей трактира на Садово-Спасской, точно английского средневекового герцога Кларенса, нашли утопленным в бочке с вином.

Артемьев, основываясь на найденных им коробке спичек и папиросе, а также на не совсем вразумительных, но в общем понятных показаниях дворника Гесина, выдвинул вполне реальное предположение, что Скворцов был убит в тот момент, когда остановился прикурить под навесом ворот. Некто накинул ему на шею удавку и затянул. Найденная рядом гильза наводила на мысль, что сыщик пытался оказать сопротивление и выстрелил в нападавшего, но версия эта, кроме находки самой стрелянной гильзы, ничем не подтверждалась. Во-первых, никто, в том числе и дворник, не слышал выстрела, во-вторых, не было найдено оружие Скворцова. Возможно, его у него с собой не было или оно было похищено неизвестным злоумышленником. Как бы то ни было, вопрос с оружием надо было проверить. Артемьев смог сделать это легко.

В те времена пистолеты с отстреливающимися гильзами только появлялись в России и были редки среди сыщиков и полицейских. Оставалось установить, имелось ли такое оружие у Скворцова. Другим вопросом, необходимым для выяснения, было установление причин нахождения Скворцова в столь поздний час в означенном месте, в Стрелецком переулке. Случайно или сознательно он там оказался?

И в то время, пока сыскная полиция вела поиск среди обитателей московских трущоб, Артемьев побывал, так сказать, в самих ее недрах, в помещении управления сыскной части в Гнездниковском переулке, где работал Скворцов. Он порасспросил чиновников – сослуживцев убитого и легко выяснил первый свой вопрос относительно оружия. Действительно, у Скворцова имелся личный браунинг, которым он очень дорожил и никогда с ним не расставался. Отсюда Артемьев заключил, что поскольку браунинг не был найден ни на его работе, ни дома, то он мог в момент преступления находиться у сыщика. В таком случае Скворцов мог пытаться применить его при обороне, и браунинг впоследствии был похищен убийцей.

Однако в отношении второго вопроса – о причинах пребывания Скворцова в Стрелецком переулке – дело сразу застопорилось. Никто из сослуживцев, как и само начальство, ничего не знали о планах его на этот вечер. Заданий ему никаких не поручалось. Ничего не дало Артемьеву и изучение бумаг покойного в его столе. Бумаг было много. Из всего хлама внимание Артемьева привлекла только записная книжка Скворцова и две папки в верхнем ящике. Однако в записной книжке не было ни слова о чем-либо связанном со Стрелецким переулком, а в папках оказались дела тридцатилетней давности, непонятно зачем оказавшиеся не в полицейском архиве, а в столе сыщика.

Первая папка была совсем тощей и содержала всего несколько листков с описанием хода дознания по делу об убийстве некоего индуса Раджвахани Рао в Златоустинском переулке, вторая папка была не намного толще первой. Это было описание судебного процесса над двумя бродягами, замешанными в убийстве иностранца – тоже индуса. На обложке папки красовалась надпись – «Дело об убийстве иностранного подданного индейского происхождения – Раджама Сундарама». Обвиняемыми по делу проходили некто Абаз Аскеров и Пахро, его подручный, отказавшийся назвать свою фамилию. На последней странице было начертано: «Обвиняемые осуждены в каторжные работы бессрочно».