Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

Седенко, предупредив дежурного, что он покидает форт на два часа, отправился в Дербент, чтобы узнать всё это и то, что избитая Нино всё ещё лежит, изредка и ненадолго приходя в себя, без сознания, а дядька Руслан не только смазывает ей раны, но и потихоньку ото всех поит её травяным настоем.

– Всё! – решительно сказал Руслану Николай, – Только бегство. В среду утром скажу точно, когда и как.

– Торопись, боярин. Как она поднимется, её отдадут замуж.

– Ум-м, – промычал Николай. – Значит, в среду, к вечеру, готовься, бежите вместе с Ниной, а когда удастся переправить вас в Волжский, дело десятое.

Через час после этого разговора Николай сидел в комнате вагончика – общежития, где на девяти квадратах стояло шесть коек в два яруса, шесть тумбочек, то же в два яруса, небольшой стол и две табуретки. В комнате собралось аж девять человек, за столом спиной к двери сидел Сергей Седенко, рядом, упершись левым плечом в тумбочку, Эмка.

Здесь собрались две пятерки, командиром одной был Николай, второй – прапорщик Корзун.

Дербентский форт, как и все другие форты, охранялся отрядом в двадцать три человека по штатному расписанию. Это комендант форта – капитан Кочкин, его заместитель по аэродромному хозяйству и связи – лейтенант Мережко, медсестра, она же начальник медпункта – ефрейтор Мамедова и четыре пятерки охранников, сменявших друг друга. Когда первая пятерка заступала на сутки по охране форта, вторая, в качестве дежурного резервного подразделения, сутки обязана была, не покидая форта и не выпуская из рук оружия, проводить плановые тренировочные занятия и отдыхать. Третья пятерка имела сутки выходного дня, а четвертая, сменившаяся с охраны, отсыпалась и отдыхала. Четвертой пятеркой была пятерка Николая Седенко. Не выспавшиеся, поднятые своим командиром, едва успев приложиться к подушке, бойцы были хмуры и усталы, но рассказ Николая никого не оставил равнодушным. Трое ребят из его пятерки пришли в ОМОН два года назад вместе с ним, и за это время узнали друг друга, как облупленных, четвертый, Сергей, тоже готов был за брата, как и за своих товарищей в огонь и в воду. Они здесь служили уже месяц и успели перестать удивляться здешним обычаям и нравам. За те несколько выходных, что ребята потолкались в Дербенте, уже не раз у каждого чесались руки вмешаться в жестокие и несправедливые, с точки зрения моральных ценностей людей конца второго тысячелетия, действия. Однако, жёсткий приказ: не вмешиваться в местные порядки и категорически избегать собственных конфликтов с местным населением, давил на ребят. Они, с любопытством наблюдавшие чужую жизнь и обычаи, выплескивали свой подавляемый юношеский максимализм в форте, эмоционально делясь впечатлениями с друзьями.

Историю Нино знал уже весь форт, и все готовы были скинуться, чтобы выкупить её, но страшная новость, рассказанная Николаем, повергла ребят в уныние. Надежда на выкуп умерла.

Затянувшееся молчание прервала Эмка:

– Я не знаю, но если коменданту не нравятся слова «похитить», «выкрасть», то может нам провести «спасение» Нино?

– Как ни назови, а с точки зрения эмира – это нарушение их обычаев и законов. Тут действительно пахнет бо-ольшим конфликтом и срывом мирных отношений с дербентцами, – вступил в разговор прапорщик Корзун.

Ему было почти сорок лет, он был на несколько лет старше капитана Кочкина. Все эти бывшие Омоновцы, а теперь, волею судьбы, пограничники, начинали свою службу при нём, и даже Кочкин с первых дней своей службы в ОМОНе и по сей день, частенько советовался с ним в сложных ситуациях. Поэтому, когда капитану предложили командовать фортом и подобрать ещё десять человек для усиления его гарнизона, первым, кого он решил забрать сюда, был Корзун.

Сейчас здесь, кроме Эмки, собрались как раз те бывшие омоновцы, прибывшие в форт месяц назад и две недели как переведённые из состава МВД в пограничный отдел Министерства безопасности. Двое ребят из пятерки Корзуна стояли у вагончика на стреме, и двое – со своим командиром сидели в комнатке. Пятерка Корзуна была резервным подразделением, и ребята сидели при оружии.

– Хорошо, – Николай решил открыть друзьям все карты, – а если мы как бы будем ни при чем, если она сбежит из Дербента с другим рабом? А? – он посмотрел на Корзуна.

Тот задумался, а Сергей подхватил мысль брата:

– Точно, только надо будет сделать всё без сучка и задоринки, чтобы не обнаружить себя.

– Что ж, это мысль. А кто будет этот второй беглец? – спросил Корзун.

– Дядька Руслан – тот седой русич, – ответил Николай.

– Ладно, – Корзун хлопнул себя по правой коленке, – только надо подгадать так, чтобы сразу на корабль и в Волжский, в форте их не скроешь

– Ну, почему? – удивилась Эмка, – я их в лазарете закрою и за Ниной буду ухаживать, лечить…

– А потому, девочка, – перебил её прапорщик, – что круг посвящённых в эту операцию ограничим нашими двумя пятерками, а, как ты здесь не скрывай беглецов, рано или поздно об этом узнает кто-то ещё и ещё, пока слухом не наполнится весь форт, а на все рты замки не повесишь, и непременно слух выползет наружу и дойдет до Дербента. Это так и будет, даже если у нас ещё никого не завербовали к ним в агенты, что тоже исключать нельзя, ведь кроме гарнизона-заставы у нас в форте живёт два десятка штатских строителей и аэродромная обслуга. Так, что скрытность должна быть полной, это касается и нашего сегодняшнего обсуждения. Это всем ясно? А, Мамедова?

– Ясно, господин прапорщик, – Эмка состроила ему искусственную улыбку и тут же её обиженно убрала.

Корзун усмехнулся и спросил Седенко – старшего:

– Николай, у тебя есть какие-то идеи по организации их бегства?

…Через час, обсудив примерный план и сроки операции «море», как предложил назвать её кто-то из ребят Корзуна, друзья разошлись. Группа Седенко, наконец, добралась до коек, а их командир, которому было не до сна, направился к выходу из форта. Он вышел через западные ворота, пересёк пустую сейчас стоянку самолётов и присел на теплый песок в тени одинокой акации, рядом плескались в воде двое контрактников из выходной смены, а сзади гудел автокран-ЗИЛ и шумели строители.

Николай медленно погружался в состояние полной рассредоточенности. Он смотрел на волны прибоя, не спеша накатывающиеся на берег и так же не спеша сползающие с него. Седенко, раньше видевший море только по телевизору, полюбил его с первого дня прибытия в форт. Эта вода до самого горизонта, этот мерный прибой, волны, катящиеся мощно и солидно – все дышало какой-то невозмутимой силой природы и её мудростью. Хррр-щщщ, хррр-щщщ – шуршали волны, и под их гипнозом Николай прилёг и стал отключаться от всего остального мира. Только хррр-щщщ…