Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

– Однако здесь мы уже входим в область социальной психологии, традиций, складывающейся и меняющейся рыночной конъюнктуры, эволюции знаний и взглядов и тому подобное. Предваряя вопросы, возникающие из марксистской догмы о труде и капитале, сразу же скажу, что собственник своего капитала в виде средств производства или финансов выступает на рынке в качестве всего-навсего продавца товара – услуги предоставления своего капитала в оборот, и только. Реализовав этот товар, он, естественно, может получить прибавочный продукт…

Весь день, обсуждая подготовленные Зениным решения правительства, принимая решения, встречаясь с людьми, Ярославцев нет-нет, да и возвращался к удиновской работе. Временами ему хотелось бросить всё и засесть за те записи в своем журнале, которые сделал во время выступления Станислава Петровича. Однако текучка отвлекала и отвлекала. В пять часов вечера ему оставалось последнее из планов этого дня дело – встреча с эмиром Дербента.

Ярославцев вместе с заведующим протокольной группы прошёл во дворец «Октябрь» через служебный вход. Далее, через боковую дверь за кулисы зала, где его ждала Татьяна, и, наконец, через весь зал к дверям на выход в вестибюль. Здесь перед дверями его ждал молоденький лейтенант, и они стали ждать минуту до ровно пяти часов. В вестибюле его уже ждали Ахмед вместе с жёнами и телохранителями, а так же министры, их жены, человек пять охраны в штатском, телевизионщики и корреспондент радио. У всех дверей и проходов стояли солдаты в парадной форме с автоматами на груди.

Эмир Ахмед, пятидесятилетний, несколько погрузневший мужчина с наполовину седой курчавой бородой и тюрбаном на бритой голове, стоял рядом с Гринёвым. Он очень волновался, хотя на его непроницаемом лице этого никак нельзя было прочитать. Его руки с пальцами в перстнях, слегка скрещённые под грудью были спрятаны в широких рукавах пурпурного халата, расшитого золотом…

Эмир Дербента еще 29 апреля получил от примчавшегося на взмыленном коне гонца известие о том, что караван каких-то ревущих и двигающихся самих по себе кибиток, даже не кибиток, а огромных домов быстро продвигается к его городу. Ахмед тогда в несколько раз увеличил количество сторожей, дежуривших на северных стенах. На следующий день, когда солнце уже склонялось на гору, Ахмед поднялся на стену крепости. Всё как будто было обычно, но вдруг возникла какая-то неосознанная тревога. Через минуту он понял, в чем дело. К мерному шуму морского прибоя и гомону города под стеной добавился медленно нарастающий гул, который шел откуда-то с гор, с севера. Напряглись и стражники вокруг него. Вдруг, через несколько минут, вдали из-за горы, где извилистая дорога вплотную приближалась к морю, показалась повозка. Она быстро двигалась к ним, и, не доезжая шагов пятьсот до ворот Дербента, приблизилась к встречной повозке, на которой какой-то селянин вез рыбу. Повозку тянула старая лошадка, которая ещё издали, увидев ревущее чудище, забеспокоилась и заметалась из стороны в сторону. Синяя «Нива» – разведдозор бакинской колонны – остановилась, не доехав десятка метров до разволновавшейся лошади, когда та поднялась на дыбы и рванула прочь с проезжего тракта, опрокидывая повозку. Она остановилась в пятнадцати метрах от дороги, упёршись передними ногами в воду, развернулась и вышла на полоску берега, куда не докатывались волны. Чудом не оторвавшаяся левая оглобля развернула перевернутую повозку. Лошадь, перебирая ногами на месте и нервически дергая хвостом, замотала, фыркая, головой. Из машины, распахнув дверцы, выскочили четыре человека. Один, не спеша, чтобы не спугнуть, пошёл к лошади, а трое других подбежали к выпавшему на край дороги её хозяину. Помогли ему подняться, принесли из машины какую-то подстилку, накрыли ею камень у дороги и усадили бедолагу, который не мог ступить на левую ногу.

Всё это наблюдал со стены своей крепости Ахмед. Его старший сын Калиб стоял рядом и, когда «Нива» опустела, попросил:

– Позволь, отец, я захвачу этих людей и притащу сюда их кибитку.

– Не спеши, Калиб, – Ахмеда заинтересовало, почему эти люди так заботливо усаживают какого-то саммака – рыбака.

В это время из-за поворота показалась самоходка-понтон, которая, лязгая гусеницами, приблизилась к дозорной машине. За ней подтянулись остальные шестнадцать единиц колонны.

Из машин вышли ещё люди. Они дружно подняли и поставили на колеса повозку и через полчаса, собрав в неё вывалявшуюся в пыли и песке рыбу и закрепив вторую оглоблю, вернули вместе лошадью на дорогу, а все машины, свернув к морю, выстроились в ряд к воде. Меж тем над рыбаком колдовал врач экспедиции с медсестрой. Он вправил больному вывих и помог медсестре наложить шину.

Солнце уже скрылось за горою, когда рыбак сел с помощью медсестры на свою повозку и, развернув её назад, погнал лошадь к городу. В горах сумерки очень короткие и ночь наваливается сразу. Поэтому, потеряв больше часа, он не рискнул ехать в свое село. Чтобы не быть застигнутым мраком в дороге, рыбак решил на ночь укрыться в городе.

Перед ним открылись ворота, и стоило его повозке с рыбой въехать во внутрь стены, как ворота снова закрылись, а стражники стащили рыбака на землю, и подхватив его под руки, бегом поволокли к Ахмеду.

Однако напуганный рыбак, стоя на коленях и не поднимая головы, лепетал только о том, что эмир видел и сам.

Ахмед отпустил рыбака и снова повернулся наблюдать за странными путешественниками. Те подходили к отделившейся ото всех группе из пяти человек, смотрели вместе с ними на стену Дербента и снова возвращались к своим делам: копошились возле повозок, некоторые мужчины и женщины раздевались!!! и заходили в море, плавали, плескались на виду у всех! На виду у его воинов – гази и любопытных знатных горожан – османов, так же поднявшихся на северную стену!

А эти пять человек рассматривали дербентцев на стене, прикладывая к глазам какие-то черные штуки, и переговаривались между собой. Ахмеду стало не по себе, ему показалось, что его бесцеремонно разглядывают, и он спустился вниз, сел на своего коня и, позвав к себе Калиба. наказал ему, как стемнеет, выставить по всей стене факелы и позвать во дворец на Совет городского старшину (раиса), нескольких командиров и османов.

Всю ночь факелы освещали стену и ров крепости, а прожекторы пространство вокруг машин и часовых.

Утром, как только солнечный диск оторвался от воды на горизонте, а голова эмира Ахмеда от пуховой подушки, к нему вошёл начальник стражи и доложил, что у ворот стоят три человека из прибывшего вчера каравана волшебных самоходных кибиток и срочно просят встречи с ним. Эмир приказал впустить их в город и проводить в сад при дворце, пусть там подождут. Ему не терпелось увидеть этих людей, у которых всё было странным и необычным: одежда, поведение, высокий рост, волшебные кибитки; но было необходимо соблюсти важность и достоинство, поэтому, уже умывшись и приведя себя в порядок, он подошёл к окну в сад и стал незаметно наблюдать за ними. Эти люди гуляли по саду, осматривали деревья и сам дворец, что-то оживленно обсуждали, глядя на стены дворца. Язык их был совершенно незнаком Ахмеду, хотя нет, он напоминал речь купцов из Руси, которые иногда забредали в Дербент.