Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

Вдруг он увидел, как один из этих людей начал говорить в какую-то черную коробочку, прижимая к уху маленькую черную чашку, как будто слушая ее. «Вот оно! говорит с Джином!» – подумал Ахмед, и теперь ему стало страшно, но, вспомнив вчерашнее их поведение с саммаком, он решил, что, скорее всего, это добрые волшебники, и Джины у них, скорее всего, не злые. В момент этих рассуждений эмир увидел, как говоривший посмотрел в его сторону. Он отпрянул от окна и подумал: «Джин всё знает и видит. Это он сейчас им сказал, что я подсматриваю в окно».

В смятении он прошёл в приёмную комнату, сел в кресло и приказал стражнику позвать к нему старшего сына, гостей, охрану и старого русского раба, захваченного вместе с кипчаками в прошлом году. Тогда много кипчакских родов бежало от Субудая на юг. Они попытались закрепиться на дербентских землях, но Ахмед с войском, восстанавливая свою власть над северными муцальствами, захватил заодно и кипчаков – большой полон, а этот русский уже лет пятнадцать был рабом у тех, захваченных. Он умел шить удобную и добротную одежду, а, кроме того, знал хорошо несколько языков. Поэтому Ахмед оставил его при дворце.

Трое гостей вошли, когда по правую руку от эмира сидел Калиб, по левую – начальник охраны, а у боковых стен небольшой залы стояли по четыре охранника с саблями наголо.

Гости остановились шагах в трех от трона, на котором восседал эмир, и черноволосый курчавый мужчина с такими же черными аккуратно подстриженными усами слегка склонил вперёд голову и, приложив правую руку к сердцу, произнёс, опуская руку, поднимая голову, и спокойно, без дерзости, но и без страха глядя Ахмеду в глаза:

– Здравствуй уважаемый эмир Дербента.

Он, было, открыл рот, чтобы повторить эту фразу на тюркском, максимально приближенном к половецко-кипчакскому произношению, но тут седой старик, стоявший между начальником охраны и троном перевёл его слова, и эмир Ахмед благосклонно кивнул, мол – продолжай.

Приятно удивлённый, что его поняли, и довольный, что не придётся выпендриваться, вымучивая свой азербайджанский под местный тюркский, чернявый и дальше заговорил по-русски:

– Меня зовут Рагим, я помощник начальника бакинской экспедиции.

Старик перевел эмиру начало, потом сказал ему, что это какой-то другой язык. очень похожий на его родной, но другой.

– Позволь, эмир, переспросить его, кому он помогает.

– Спроси, и спроси, кто его спутники.

Рагим, вслушиваясь в их речь, понял, что его не поняли. «Это ж, наверное, старик древнерусским владеет», – подумал он.

– Аще рече, иже помощь ты? иже Бакинский? Кто возя тя? – хриплым голосом спросил его седой, подтверждая догадки Рагима.

Он напрягся, вспоминая всё, чему их усиленно учили неделю: древнерусский и тюрко-половецкий, и выдал:

– Я помощник, боярин, значит, рядника – князя, который ведёт дружину в Баку за нефтью, земляным маслом.

Старик подумал немного и стал переводить эмиру. Рагим внимательно слушал слова перевода, определяя разницу между своим родным азербайджанским языком и местным тюркским наречием.

Эмир опят кивнул, выслушав переводчика.

– А это мои охранники, воины, лейтенант Мережко и сержант Бондарев.

Стоявшие немного сзади по правую и левую руку от Рагима военные четко откозыряли ладонями к виску.

Возмущенный начальник охраны зычно крикнул на своем языке:

– Кланяйтесь эмиру!

– Поклон, поклон, – испуганно зачастил старик переводчик.

Начальник охраны уже было кинулся к невежам и даже махнул рукой стоявшим у стены воинам, но Ахмед, ни на минуту не забывавший о Джинах, поднял руку:

– Остановись Сардар.

– О, славный эмир, – снова отвесил поклон Рагим, – прости нас, но наши воины склоняют свою голову только перед павшими товарищами, – он говорил уже на азербайджанском, стараясь максимально приспособить его под местный тюркский диалект, – всем остальным они «отдают честь» – прикладывают ладонь к шапке, что означает уважение и доверие тому, к кому обращён этот жест. И ещё, – Рагим, чтобы окончательно разрядить обстановку, достал из кармана часы с хромированным браслетом, – это подарок тебе эмир от нашего президента, главы нашего государства Волжской России.

Он хотел подойти к Ахмеду, но выскочивший вперёд Сардар взял у него часы и подал эмиру.

– Что это? – спросил Ахмед, разглядывая часы, и, увидев движущуюся секундную стрелку, чуть не бросил их с суеверным страхом, но сдержавшись, положил на колени. Как он не пытался сохранять спокойствие, но растерянность всё же отразилась на его лице.

– Это часы, они показывают время: часы, минуты и секунды. Позволь объяснить тебе, как ими пользоваться.

Рагим подошел к эмиру. Уже никто не пытался преградить ему путь.

– Вот у меня такие же, – показал он Ахмеду свои на ремешке, только не с таким, как у подарка, навороченным корпусом…

Минут через двадцать Ахмед пригласил гостей в гостиную, где они продолжили беседу, сидя за столом. Рагим освоился довольно быстро, а Ахмед почти совсем избавился от страха, когда на втором часу беседы к нему подошёл один из командиров гази, стоявших на стенах Дербентской крепости. Он тихо, на ухо что-то сообщил эмиру и тот, подозрительно глянув на Рагима, спросил, зачем по морю в сторону Дербента движется «машина» – гость уже успел объяснить ему, что волшебные «кибитки» – это машины, как огромные часы, только с другим механизмом.

– Одну минуту, уважаемый эмир, я узнаю.

Рагим достал из сумки на плече, с которой не расставался, ту самую маленькую коробочку и чашечку, связанные между собой и с чем-то внутри сумки какими-то жесткими шнурами. Нажал кнопку коробочки и заговорил с ней, а удивленному Ахмеду, который уже устал скрывать эмоции, предложил, подвинувшись к нему, приложить к уху вторую чашечку. Ахмед слушал незнакомую русскую речь, какие-то шумы и пиканья. Когда же разговор был окончен, Рагим убрал чашечки и коробочку в сумку и объяснил эмиру, что большая часть машин их каравана не может пройти через Дербентские ворота, и их караван-баши решил разведать возможность переправы по морю в обход Дербента.

К вечеру через дербентские ворота при огромном скоплении горожан-зевак прошли синяя «Нива», УАЗ-скорая помощь и автобус-ПАЗик, а остальная техника переправилась на самоходном понтоне. К тому времени Ахмед уже дал согласие на то, чтобы в километре к югу от Дербента на ровной прибрежной полосе русские расположили аэродром для «летающей машины» самолета, поставили там форт и двадцать пять человек гарнизона. За это гости обещали ему помощь в случае нападения на земли Дербента врагов.

Всё это вспоминал сейчас эмир Дербента Ахмед, стоя в вестибюле дворца «Октябрь». После всего, что он услышал от Сулеймана, потом из частых бесед с комендантом форта лейтенантом Мережко и сменившим его капитаном Кочкиным, а особенно после осмотра Волжского, эмир вдруг ощутил всю ничтожность славного Дербента, и даже его дворец казался теперь каким-то жалким сараем по сравнению с этим зданием, в котором он сейчас стоял. Ему вдруг стало тоскливо и захотелось в свой милый Дербент, маленький дворец со слугами-рабами без этих белых унитазов и ванн с теплым душем. Он был подавлен увиденным. Ещё вчера, посмотрев плотину и побывав в её теле, эмир пожалел, что во имя полной свой независимости от ширваншаха и султана Джелаладдина, решился на союз с этой Россией. «Иншаллах, – думал он, – они ведь могут раздавить Дербент, как букашку. Люди, способные построить такое, сделать ездящие и летающие машины, могут продиктовать ему любые условия, превратить в раба его и его семью». Это действительно было страшно.