Дмитрий Сивков - #БабаМилосская. Наши: «Код да Винчи» и саги Толкиена

– А скажи-ка нам, Чекур, зачем я тебя позвал? Ты, говорят, горн, а потому тайн для тебя быть не должно?

Из свиты, расположившейся на скамьях у подножия трона, кто-то хмыкнул при этих словах, кто-то поостерёгся раньше времени демонстрировать своё отношение. Мало ли.

– Для этого, Великий, не надо быть горном. Весть об отравленных стрелах и копьях армориканцев облетела твои войска быстрее, чем бы это мог сделать царь птиц орёл, что в изголовье твоего трона.

Ответ уверенного в своих силах человека, без подобострастия и без оглядки на злорадство части приближенных пришёлся Аттиле по нраву. Тот одобрительно кивнул, и Чекур продолжил. Правда, на этот раз он решил не раскрывать полностью своих догадок и дать возможность Великому остаться на высоте, а самому немного потешиться над недоброжелателями.

– Только вот в толк не возьму, зачем тебе такой скромный вождь, как я, мог понадобиться, когда тебя окружают столь величественные умы? Хочешь послать вперёд моих воинов?

– Так их, Чекур, так! – захлопал в ладоши вдруг повеселевший Аттила. – Ничего путного подсказать не могут. Или боятся. Зато на пирах тосты в мою славу горазды болтать. Ты, видно, не из таких? Да и вина, докладывают, ни сам не пьёшь, ни воины твои. Только их храбрость и отвагу пока испытывать не собираюсь. А вот тебя пришло время. Молва о тебе идёт как о горне. У вас их, кажется, шаманами кличут? Видишь, Аттила всё знает о своих подданных, хоть порой и не ведает их точного числа.

– Слава Аттиле! – раздался клич со скамьи и, многократно подхваченный, стал метаться по шатру и даже прорвался за его пределы.

Великий воспринял это как должное, дал время утихнуть заздравным возгласам и продолжил.

– Сделай так, чтобы яд стал вреден не больше, чем укус пчелы, избавь от мук раненых и верни их в строй, чтобы они с удвоенной решительностью пошли на армориканцев, желая поквитаться с ними за свои страдания. Такова моя воля. Тебе нужно время, чтобы обратиться к твоим богам за советом? Кстати, а как зовут верховного?

– Его имя Нга. Но беспокоить его нет необходимости, сейчас у меня к нему нет вопросов, я готов держать ответ немедленно!

При этих словах произошло заметное волнение в свите. Многие ожидали, что угр начнёт уходить от прямого ответа, постарается тянуть время – просить отсрочки для общения с богами, на подготовку и проведение обряда, в надежде, что тем временем ситуация каким-то образом сама собой уладится. Решимость, с которой этот угр дал согласие держать ответ, поразила всех без исключения.

– Почему мы не сошлись раньше, Чекур? – помедлив, произнёс Аттила. – Пусть Нга не оставит тебя, иначе мне будет жаль потерять человека, который только-только начал мне нравиться. Пусть и Кок Тенгри встанет на твою сторону.

Конечно, решение, которое Чекур собирался озвучить, не было наитием. К такому развитию событий он просто оказался готов. Ещё до того, как за ним явились стражники Аттилы, чтобы передать его волю и сопроводить в ставку, вождь угров размышлял, как ему в случае стычки с армориканцами, противостоять их отравленному оружию. Обращаться за советом к Нга или кому-то из сонма подчиняющихся ему богов он не стал. Чекур вообще не был шаманом в традиционном понимании – не камлал, как другие, с бубном и плясками, он и без этого входил в транс для общения с миром духов. Но в последнее время делал это всё реже. Вместе с тем, он всё чаще стал задумываться о том, что величие и могущество их богов сходит на нет, тает, как весенний снег. Все они словно являлись частью каменного пояса гор, поросших густыми лесами, и граничащих с ними на севере – тундр. Степей – на юге. Появление на их землях хуннов, увлёкших за собой самых сильных и отважных носителей веры, и последующее слияние хуннов, угров и других племён в один народ – гуннов, в свою очередь, подорвало корни и самой веры, от чего та стала сохнуть и терять силу.

Лишённые привычных ориентиров и опор боги рек, озёр, покровители охоты, рыбалки и стойбищ растерялись и, как обычные люди, оказавшиеся в непривычных для себя условиях, стали совершать ошибки, давать промахи. Правда, по-настоящему понять и прочувствовать это могли лишь шаманы, но у одних не хватало ума понять это, у других – признать. Были и третьи, кто, как Чекур, и понял и признал, но продолжал совершать обряды, чтобы не потерять власть над своим народом, не утратить его доверие. Так не могло продолжаться бесконечно. Выход из этой ситуации рано или поздно надо было найти. Но где он и куда ведёт, пока было неясно, а потому необходимо было оставить всё как прежде, хотя бы внешне.

Размышляя об отравленных стрелах, дротиках и копьях, Чекур вспомнил о том, как его самого после первого опыта шаманства вернула с пути в преисподнюю мать отца Курья. Это была единственная женщина-шаман среди угров. Больше ни с одной хранительницей очага боги не желали разговаривать, предпочитая тех, кто представлял род добытчиков и воинов, – мужчин. Будучи ещё совсем мальчишкой, Чекур подглядел, как Курья перед тем, как камлать, растирала мухомор с кровью собаки и пила получившееся снадобье.

Кроме того, что собаки у угров были помощниками в охоте и охраняли стада овец и табуны лошадей от волков, они ещё считались и защитниками от духов преисподней. Не зря при налетах на стойбища врагов угры уничтожали прежде всего собак, стремясь тем самым избежать мести божков, покровительствующих противнику. В случае болезни человека по требованию шамана угры опять же приносили в жертву собаку, удавливая её ремнем, собачьи тела при этом зарывали в землю. Убивали собак и весной, чтобы люди не тонули в лодках, и летом на празднике чистых хором , чтобы шаман, напившись собачьей крови, мог без устали камлать много дней, так же, как собака, лающая без устали. А в праздник Солнца воин, принося жертву, разрубал мечом собачью грудь, доставал оттуда ещё пульсирующее сердце и вгрызался в него зубами, старясь съесть. Если ему это удавалось без рвоты, то предстоящий год стоило ожидать благополучным, если же пожирателя сердца тошнило – готовились к худшему. К тому же жертвоприношения собак совершались при трудных родах.

Потому-то именно собака стала первой жертвой Чекура, которую он лишил жизни, желая испробовать, примерить на себя суть шаманской силы. Выбор пал на щенка, постоянно путавшегося под ногами. Любимец сестры Чекура Нори, часто игравшей с ним, ещё не научился относиться с опаской к людям и охотно побежал за манящим и посвистывающим маленьким хозяином к сосновой роще на краю городища. Щенок почуял неладное, когда на его шее затянули веревку и привязали к дереву. Сначала повис до того непрерывно виляющий хвост, потом из горла стали вырываться лёгкие поскуливания, когда же Чекур вернулся с двумя мухоморами, на поиски которых потратил какое-то время, собачонка уже перешла с завываний на повизгивания. Юный угр повалил её рукой за загривок, прижал коленом к земле и одним ударом кинжала перерезал горло. Придерживая конвульсирующее тельце, отложил обагрённое оружие, взял берестяную плошку, припасённую загодя, поднёс её к ране и наполнил кровью.