Юрий Теплов - Шахидки. Роман

У тети Любы был редкий дар вкладывать в знакомое слово совсем иной смысл, угадываемый лишь по ассоциации. Юлька уже приноровилась к ее шарадам, даже любопытно было докапываться до истоков словообразования. «Жрец» в ее толковании восходил к глаголу «жрать». Твой отец, мол, бездельник, не работает, а ест, как все трудовые люди… Юлька собралась возмутиться, но тетка опередила ее.

– Ну, да ты девица уважительная, в нашу породу, романовскую. Мы, Романовы, всегда все сами, никого не объедали, ни у кого ничего не просили и не просим. Даже цари носили нашу фамилию!

Это был ее конек: мы – Романовы! Да и маман осталась Романовой. Наверняка, по наущению старшей сестры. А они с папой Башкировы.

Дослушав теткин монолог, Юлька напилась топленого молока с шанежками. Потом таскала в бочки воду из колодца. Помогала тете Любе забрасывать на сеновал сено. Собирала с кустов просившуюся в рот малину. Ближе к вечеру поливала вместе с теткой бесчисленные грядки…

Если бы не нужда, она ни в жисть бы не приехала к ней на эту огородную каторгу. Но приходилось терпеть.

Когда совсем завечерело, Юлька прихватила сумку с биноклем и стала прощаться с тетей Любой.

– Не вздумай пёхом! – повелела та. – Недолго и на кустаря нарваться! Ладно, если только обделаешься легким испугом! Поняла?

– Поняла, – покорно ответила Юлька, сообразив, что тетка имела в виду насильника, который кидается на одиноких женщин из кустов. – Поеду на автобусе.

Автобус в ее планах не значился. Она потопала напрямую через холм. Да и ходьбы было час с тютелькой, в самый раз, чтобы к сумеркам добраться до вязов.

Солнце клонилось к закату, когда она заняла свой пост. В яму ей лезть не хотелось. Пристроилась между двумя вязовыми стволами, так что вряд ли кто мог заметить ее со стороны. Настроила окуляры бинокля. И навела его на ментовский вертеп. Однако ничего интересного не обнаружила.

Прошел час и два. Дом возле лодочной станции, словно вымер. Она умаялась и отупела, но упрямо продолжала наблюдать. Уже в поздних сумерках, наконец, увидела, как открылась дверь, и на крыльце появился бородач. Она признала его. Это он в тот поздний вечер пнул под зад трусливого кавалера Толика. Не спускаясь по ступенькам, мирзоевский лакей помочился. Пошарил рукой сбоку двери. Вспыхнули два фонаря – прожектора на столбах, осветив огороженный двор.

Юлька не знала, что ей делать. Оставаться у вязов не хотелось. Тетка уже наверняка спала. Топать к папе – значит, напугать его. Она спрыгнула в «окоп», уселась на брикет, привалилась спиной к земляной стенке и стала ждать рассвета.

4.

Прошло четверо суток. Юлька успела привыкнуть к своему окопу, но не обжить его. Ночи в нем стали для нее кошмаром. Спала урывками, сидя на жестком брикете. Затекали согнутые ноги и поднывала спина. Еще не очухавшись от сидячего сна, она с вожделением думала, что днем отоспится на теткиной перине. А продрав глаза, с испугом хваталась за бинокль: не прокараулила ли что. Но в кишлаке по-прежнему было безжизненно. В свете прожекторов здание казалось тайным приютом злых духов. Так было, пока не подошла ночь с воскресенья на понедельник.

Около двенадцати из кишлака вывалились трое камуфляжных охранников. Постояли у крыльца, переговариваясь. Затем бородач, с автоматом на пузе, прошел к воротам, отомкнул их. Двое других встали по бокам крыльца, расставив ноги и сунув правую руку в карман. Юлька поняла, что ждут важных визитеров, иначе чего бы им хвататься за оружие?..

Наверное, около часа прошло, пока появились три автомобиля с включенными подфарниками. Бородач сноровисто распахнул ворота, и те, не задерживаясь, проскочили к крыльцу и замерли: впереди – знакомый Юльке мирзоевский «шестисотый», сзади – два черных джипа. Из них появились пятеро, и, похоже, все кавказцы. Двое подошли к мерсу: один – в строгом светлом костюме, при галстуке, другой – в сером полуспортивном одеянии и с дипломатом в руках. Тот, что с дипломатом, сказал что-то оставшимся спутникам. Двое тут же пристроились к охранникам у крыльца. Третий составил кампанию стражу у ворот.

Из «мерса» первым вылез Мирзоев. Юлька едва признала его в цивильной одежде. Открыл заднюю дверцу. Из нее показался – Боже правый! – тот самый упитанный и пухлогубый москвич, что приезжал разбираться после убийства генерала Лебедева.

Мирзоев поднялся по ступеням и распахнул дверь. В дом прошли москвич и кавказец с кейсом. Мирзоев шагнул за ними.

Сон начисто покинул Юльку.

В голове закрутились мысли одна фантастичнее другой. Кавказцы увязались в ее голове с чернобородыми террористами, хотя ни у одного из прибывших бороды не было. «Побрились для маскировки», – уверенно решила она, не отрываясь от окуляров и опасаясь что-то пропустить.

Но в поле зрения были лишь шесть молчаливых охранников. Минут через сорок один из них поднес к уху мобилу и что-то коротко произнес. Все шестеро посторожели.

Сначала с крыльца спустился Юлькин золотозубый обидчик. За ним – остальные. Причем главный кавказец был теперь без дипломата. Пожал упитанному москвичу руку. Затем чужаки погрузились в джипы и укатили. Холеная морда взял московского начальника за локоток, и оба вернулись в дом.

Почти тотчас со двора выкатил мирзоевский «шестисотый». Трое охранников по-прежнему торчали во дворе. Примерно через час ментовская иномарка вернулась. Бородач, оскалившись, впустил ее. Из салона выпорхнули две девицы. Дверь кишлака распахнулась, и Холеная морда впустил девиц внутрь.

Ничего стоящего она больше не увидела.

Перед самыми рассветными сумерками даже задремала, сидя на опостылевшем силосном тюке. А очнулась от бодрого голоса:

– Привет, подружка!

Решила, что ей видится сон, в котором, как само собой разумеющееся, присутствует Георгий. Но очень уж реальным было его присутствие, тем более что голос прозвучал снова:

– Выглядела чего-нибудь, Юля?

Тут она окончательно сообразила, что никакой это не сон. Над окопом присел на корточки Георгий и разглядывал ее безо всякого удивления, придерживая рукой темную хозяйственную сумку.

– Ты что здесь делаешь? – очумело спросила она.

– Тебя стерегу.

– Зачем?

– Вылезай. Домой тебя провожу.

– Мне нельзя домой. Я к тетке первым автобусом поеду.

Он протянул руку, выдернул ее наверх и потащил по тропе, что вела напрямую к теткиной деревне – Шакше.

– Как ты меня нашел? – спросила Юлька.

– Ты сама нашлась. Захватила без спросу мою квартиру и устроилась в ней.

– Это твой окоп?

– Мой.

Юлька ничуть не удивилась, ровно бы продолжался сон. А во сне любая небыль воспринимается, как жизненный факт.

– Значит, ты тоже за ними следишь?

– Тоже, – ответил он, продолжая держать ее за руку.