Анатолий Безуглов - За строкой приговора…

Она перебрала все его немногочисленные вещи. Выстирала и заштопала носки. Осмотрела со всех сторон ватник, нашла наконец прореху на подкладке и, щуря глаза под стёклами очков (раньше на носила!), зашила маленькими стёжками.

– Вот теперь другой вид. Денег-то дать? Голяком, наверное, приехал?

Он, не торопясь, вспорол только что зашитую подкладку, достал из-под неё пакет.

– На, мама, до первой получки в хозяйстве пригодится.

– Ну и ну, – только смогла произнести Вера Николаевна. – Настоящий хозяин! Когда отдохнёшь, ограду посмотри. Там две доски выломаны. Все руки не доходят…

– Хорошо, сегодня подправлю.

– Что так скоро? – удивилась она. – Сколько ждала – ещё подождёт. Не к спеху.

– Да я завтра пойду на работу устраиваться…

Материнские глаза пытливо смотрели на него. «Нет, не в отца, работяга».

Утром следующего дня Владимир был уже в отделе кадров комбината.

– Где тут народ набирают?

– Смотря какой народ, – усмехнулся один из ожидавших. – Ты кто по специальности? Если разнорабочий…

– Столяр.

– Столяры нужны. Ты к старшему инспектору Матвееву зайди. Вон вторая дверь по коридору, клеёнкой обита.

Матвеев, живой, стремительный, весь словно на пружинах, не дав сказать слова, засыпал вопросами:

– Ты чего? По какому делу? На работу? Столяр? Какой разряд?

– Четвёртый.

– Очень хорошо. Молодец, что прямо к нам! Столяры нужны. Молодые, жизнерадостные, чтобы с песней работали. Песни петь умеешь? Да? Тогда самая подходящая кандидатура… Точно, Владислав Феофанович? – повернулся он к человеку с бледным нездоровым лицом, который сидел на диване.

– Да, как будто подходящая, – сказал тот.

– Вот видишь, и твой будущий начальник товарищ Коспянский так же считает.

Матвеев попросил трудовую книжку.

– Нету…

– Чего нет? Трудовой книжки? Что ж ты людям голову морочишь?

Владимир протянул справку об освобождении из трудовой колонии и удостоверение о присвоении разряда.

Матвеев посмотрел документы и передал их Коспянскому.

– Пиши заявление. Завтра приступишь к работе. Приходи к восьми.

– Не спешите, Иван Иванович, – неожиданно прервал его Коспянский. – Вы иногда чересчур торопитесь. Надо ещё согласовать с начальником отдела кадров…

– Да чего согласовывать? – вскинулся Матвеев. – Я – «за», вы – «за». Сегодня же подготовлю приказ – и на подпись.

Владимир увидел, как Коспянский осторожно подмигнул своему собеседнику.

Матвеев осёкся. Взъерошил волосы.

– Мда… А впрочем, спешить действительно не к чему. Документы вы у нас оставьте, – неожиданно перешёл он на «вы», – а завтра к концу дня зайдите, а то ещё лучше – послезавтра. Договорились?

Выйдя на улицу, Владимир вспомнил, от кого он слышал фамилию Коспянского – от Кольки Рыжего. Ну да, Коспянский, начальник цеха, где работал одно время Колька…

Но все-таки через день пошёл опять.

– А, Сысоев! – встретил его Матвеев. – Присаживайтесь. Должен вас, к сожалению, огорчить. Оказывается, я тогда ошибся: столярный цех у нас полностью укомплектован.

– Врёте.

– Что? – привстал Матвеев. – Вы, по-видимому, забыли, где находитесь.

– Он бросил на стол Володины документы. – Получите. И чтоб вашей ноги здесь больше не было!

– Не беспокойтесь, не будет.

Легко сказать: «Не беспокойтесь, не будет». А что делать? Куда идти? Посёлок – не областной город, где десятки заводов, фабрик, мастерских и всюду требуются рабочие самых различных специальностей. Сысоев побывал ещё в нескольких местах. Столяры не требовались, советовали обратиться на комбинат.

За эти две недели напрасных поисков Владимир осунулся. Глаза стали злыми и колючими. С матерью он почти не разговаривал. И она его не расспрашивала, как будто ничего не замечала. Да и о чем ей было спрашивать, когда и так все знала.

Несколько дней назад она встретила на улице Коспянского.

– Владислав Феофанович! – остановила она его. – Вот радость-то у меня! Сынок приехал. По амнистии отпустили. Такой самостоятельный стал! К вам в цех хочет…

– Ну, без амнистированных как-нибудь обойдёмся, – буркнул Коспянский.

– Что так?

– Да так, воры не требуются.

– Почему же он вор? Был вор, да весь вышел. Работать хочет.

– Знаю это «работать хочет». Был один такой. Тоже «работать хотел», а потом «сработал» пятьсот рублей – и поминай как звали.

«Эх, Володя, Володя, – думала бессонными ночами мать, – горе ты моё горькое! Хоть бы Николай Ахметович поскорей приехал. Душевный человек. Придумал бы что-нибудь».

Приподнимаясь на локте в постели, смотрела на спящего сына. «Спит-то как неспокойно! Ворочается, бормочет. Нелегко ему. Ох как нелегко! И хоть бы товарищ какой зашёл… Никого из друзей-то не осталось, один».

Но товарищи нашлись.

Однажды, когда уставший и раздражённый Владимир под вечер вернулся домой, мать весело сказала:

– А тебя здесь дружок дожидается! Мы уж с ним говорили, говорили…

За столом, покрытым в честь гостя старой ковровой скатертью, пахнущей нафталином, сидел Колька.

Владимир нехорошо улыбнулся.

– Здорово, орёл сизокрылый!

А когда мать вышла похлопотать по хозяйству, лёг грудью на стол и, смотря вверх, в побелевшее Колькино лицо, спросил:

– Дорезать пришёл?

Колька отшатнулся.

– Что ты, что ты! Тты не думай… В поезде без меня было…

– Только подсказал?

Колька насторожённо следил за руками Сысоева: полезет в карман или нет? Руки Сысоева то сжимались в кулаки, то разжимались. Но вот Владимир перевёл дыхание и, откинув голову, закурил. Пронесло!

– Ппсих! – сказал Колька с облегчением и засмеялся. – Настоящий псих. Пришёл как к другу, а он… Характер у тебя!

– Какой есть.

– Ну будет ттебе. Как рработается?

– Не работаю.

– Ппочему?

– Некогда. Отдыхаю, загораю… Понял?

– Ппонял, чего не понять, – опять встревожился Колька и заёрзал на стуле. – А то мать говорила…

– Что говорила?

– Да так, нничего, – ушёл он от ответа. – Я вот в Винницу податься думаю. Ссашка там. Пришёл ппопрощаться.

– Что же, давай прощаться. Целоваться будем или как?

В комнату вошла мать с двумя мисками. В одной были солёные огурцы, а в другой – картошка «в мундирах».

– Чего не угощаешь приятеля, Володя?

– Спешит он.

– Ничего, ничего, успеет. Кушайте, Коля.

Она поставила на стол тарелки, миски, нарезала хлеб.

– За чекушкой сходить?

Колька ухмыльнулся и вытащил из кармана поллитра водки.

– Выпьем ппо маленькой.

– Выпьем. Значит, говоришь, одна дорожка?

Колька удивлённо на него посмотрел: он ничего подобного не говорил…

Теперь Рыжий почти каждый вечер приходил к Сысоевым. Он участливо расспрашивал про дела, сочувственно ругал работников отдела кадров, а потом ставил на стол бутылку.