Александра Маринина - Благие намерения

– Ой, да куда ей этим интересоваться?! – заквохтал Ворон. – Она за день так уделается, что еле-еле до постели доползает. И чаще всего она ложится, когда Родислав уже третий сон видит, работы-то по дому полно, ее пока всю переделаешь – уже рассвет наступает. Она прокрадется в спальню тихонечко, халатик скинет, под одеяло скользнет, Родислав в этот момент повернется – он всегда чует, когда она ложится, – за руку ее возьмет и давай дальше сны досматривать. А она приляжет так аккуратненько, чтобы его не побеспокоить, даже если ей неудобно, будет лежать и терпеть, мужа за руку держать. И только когда он ее руку выпустит, вот тогда она уже укладывается, как ей удобно. Вот ведь женщина, а? Мне бы такую жену!

– Перебьешься, – беззлобно откликнулся Камень. – Слушай, а что Николай Дмитриевич действительно такой… даже и не знаю, как назвать-то… Суровый, что ли? Жесткий? Он же вроде в молодости таким не был. Или ты мне не все про те времена рассказал?

– И что ты меня сразу подозреваешь? – обиделся Ворон. – Думаешь, ты такой умный, что должен все обязательно понимать, а если чего не понимаешь, то всенепременно я виноват, плохо объяснил, не так рассказал, да? В молодости с ним рядом мать была, Анна Серафимовна, она одна знала, как с ним правильно обращаться, вот и обращалась, и он был, конечно, не как шелковый, но вполне приличный. И жесткий был, и суровый, и бескомпромиссный, но в присутствии матери голос повысить на женщину не смел, воспитание не позволяло. А с возрастом да с развитием карьеры наш генерал усугубился, то есть жесткости и суровости стало раз в десять больше, а матери рядом больше нет, одна только жена Зинаида Васильевна, а она, как тебе известно, глупая, как пробка. Хорошая она баба, добрая, жалостливая, заботливая, но не дал ей господь ума – что тут поделаешь? Как ляпнет чего-нибудь – так хоть святых выноси. Опять же она при Анне Серафимовне-то рот не больно открывала, побаивалась старуху, а теперь говорит все, что в голову приходит, а приходит туда не очень умное. Ну и Николай Дмитрич, натурально, волю себе дает, и кулаком по столу стукнет, и голос повысит, и разнос устроит, и дверью хлопнет. Жену-то он жалеет, любит и, между прочим, в отличие от Родислава, супружеский долг и по сей день исполняет вполне себе исправно, во всяком случае, для его возраста, а вот Тамару он считает неудачным ребенком, отрезанным ломтем, и никакие разговоры о ее успехах в профессии его не впечатляют. Цирюльница, брадобрейка, головомойка – вот и все эпитеты, которыми он ее награждает. Тамара, между прочим, несколько раз на конкурсах, в том числе и международных, первое место завоевывала, домой призы и грамоты приносила, так Зинаида Васильевна на стенку повесит в рамочке или на шкаф поставит, а Николай Дмитрич снимет и в кладовку засунет, нечем, мол, гордиться, грязную голову хорошо помыть всякий дурак сумеет, а ты только и можешь, что поборами заниматься и взятки у клиентов вымогать, тебя посадят – а ты не воруй. Короче, жуткий тип. Но за это его на службе и ценят, хотя и боятся как огня. Никому спуску не дает, и самому себе в первую очередь. Сам на службе убивается, но и от других требует. Рук ни разу не замарал, взяток не брал, служебным положением не злоупотреблял, брал только то, что положено. К примеру, эта история с телевизором для Родислава. Да, он воспользовался министерской очередью на дефицит, потому что в районном управлении, где работает Родислав, очередь была, но на другой телевизор, похуже, так Головин встал в свою очередь на общих основаниях, вместе с рядовыми сотрудниками, и ждал, пока его черед подойдет, хотя мог как генерал без очереди все приобрести. Ему и предлагали сколько раз, мол, товарищ генерал, да что ж вы, как все, в общей очереди стоите, давайте мы вам прямо в кабинет телевизор принесем или, если хотите, домой доставим, поставим, подключим, отрегулируем, придете и начнете сразу смотреть. Нет, ни в какую. Та же история с детским садом для Лели. Садов-то несколько, министерство не бедное, ну и, как водится, один садик получше, другой похуже. В том, который самый лучший, свободных мест за просто так не было, хотя для генерала, конечно, нашлось бы, если бы надавил на рычаги. Но Николай Дмитрич давить не стал, определил внучку туда, где места были. Конечно, по сравнению с обычным садиком этот – просто райские кущи, там и питание другое, и врачи хорошие, и помещение просторное, и игрушек побольше, и дача в шикарном месте, туда детишек на все лето увозят. Хороший садик, одним словом, но все-таки не самый лучший.

– Да, тяжелый случай, – прокомментировал Камень. – Сколько ж ему лет-то?

– Ему? Сейчас посчитаю. – Ворон молитвенно сложил крылья и уставился на высокую ветку ближайшей ели. – Он шестнадцатого года, сейчас там у них семьдесят пятый заканчивается, стало быть, ему пятьдесят девять.

– Послужит еще. До скольких лет у них там генералы служат?

– Кажись, до семидесяти, но я не очень уверен. До шестидесяти пяти – точно, а возможно, и дольше.

– Да, еще послужит, – задумчиво повторил Камень. – И если я хоть что-то понимаю в людях, крови он своим домашним еще попортит. А Аэлла? Ты ее видел? Как она?

Ворон затравленно оглянулся, прокашлялся, дернул клювом.

– Ты что? – перепугался Камень. – Что с тобой?

– А ты сам не чуешь?

«Змей!» – с ужасом подумал Камень. Неужели старый товарищ утратил бдительность и подполз так близко, что позволил Ворону себя учуять? Теперь скандала не миновать, Ворон начнет обижаться, дуться, дело дойдет до взаимных оскорблений, потом Ворон улетит, хлопнув крыльями, как дверью, и прощай просмотр сериала. Ах, как некстати! На самом интересном месте.

– Я ничего не чувствую, – осторожно ответил Камень слегка дрогнувшим голосом.

– Да жаром повеяло! У меня моментально в горле пересохло. И в пот бросило. Не иначе Ветер где-то по пустыне шарахался, а теперь сюда заявился.

«Слава богу! – подумал Камень. – На этот раз обошлось».

Спустя несколько мгновений он и сам почувствовал дуновение сухого горячего воздуха в правый бок, отчего сразу же перестал ныть сустав. Хорошо! Сухой жар ему сейчас очень кстати, он всегда отлично помогает.

– Что там насчет Аэллы? – раздался веселый голос. – Я же просил без меня не рассказывать.

– Я и не начинал еще, – хрипло пробурчал Ворон. – Ты бы хоть влаги поднабрался, когда в гости идешь, чудовище ты невоспитанное! У людей, между прочим, приличный человек в гости с пустыми руками никогда не является. Ну вот что ты притащился в таком сухом горячем виде? Я говорить не могу, у меня от тебя в горле першит.

– А Камню нравится, – беспечно отозвался Ветер, – у него косточки болят, ему сухой горячий воздух очень полезен, правда, Камешек?

– Правда, – признался тот. – Ты уж потерпи, Ворон, сделай милость, я свой ревматизм полечу чуток.