Александра Маринина - Благие намерения

– Догадываюсь, – вздохнул Камень.

– И поехала наша Таня демонстрировать свои музыкальные способности. И завоевала она там второе место. Вернулась в Москву, ее сразу же в ансамбль скрипачей Большого театра пригласили. А что Аэлла сделала?

– Не знаю. А что она сделала?

– А ничего она не сделала, – с нескрываемым торжеством объявил Змей. – Ни-че-го. Даже не позвонила Тане и не поздравила ее с победой. Аэлла вообще перестала ей звонить и как-либо интересоваться ее жизнью. Таня, конечно, сама звонила еще некоторое время, но Аэлла либо просила сказать, что ее нет дома, либо говорила, что в данный момент очень занята, и обещала перезвонить, но не перезванивала. Таня начала ее раздражать своей успешностью. Потом Таня собралась замуж за певца, баритона из Музыкального театра, пригласила Аэллу на свадьбу – та не пришла, причем без всяких объяснений. А потом знаешь, что произошло? Аэлла у кого-то в гостях познакомилась с журналистом, который писал о театре. Журналист был ушлый, любил собирать всяческие сплетни и знал, что жену баритона из Музыкального театра Татьяну в свое время опекала Аэлла Александриди. Вот подкатывается он к Аэлле и говорит, мол, в Музыкальном театре намедни премьера состоялась, мне о ней написать надобно, там одну из главных партий исполняет… – и называет фамилию Татьяниного мужа. Я знаю, что вы с этой семьей знакомы и ее успехи вам небезразличны, так что вы не волнуйтесь, я про этого баритона хорошо напишу, а уж вы не забудьте о моей любезности. А Аэлла ему в ответ: «Я к этой семье не имею никакого отношения, и вы можете с чистой совестью писать все, что думаете. Если баритон вам не понравился – так и напишите, не стесняйтесь. Мое хорошее отношение к вам от этого хуже не станет». Ну, журналист тут же почуял, чем пахнет, и хитренько так спрашивает: «Хуже не станет, а лучше?» Аэлла, не будь дура, тоже все поняла и отвечает: «Очень может быть». И через два дня в газете «Советская культура» вышла критическая статья про премьеру, в которой Татьяниного мужа просто с грязью смешали. Вот такая история.

– Жуть какая, – произнес Камень голосом, полным отвращения. – Неужели Аэлла на такое способна?

– Своими глазами видел, – заверил его Змей. – Так что рядом с ней безопаснее оставаться убогим и несчастным, тогда она хотя бы не навредит. Слушай, я чего хотел спросить-то: помнишь, Родиславу приятель-оперативник говорил, что в Новый год по телевизору какое-то очень хорошее кино будут показывать?

– Ну, – подтвердил Камень.

– Как оно называлось?

– «Ирония судьбы» и что-то еще про мытье в ванной, я запамятовал.

– И что, действительно хорошее кино?

– Да я не знаю, Ворон не рассказывал. Наверное, сам не видел.

– Ох, этот наш романтический колибри! – воскликнул Змей. – Всякую чушь у них там по телевизору смотрит, а новое кино пропустил! Как ты думаешь, долго он будет питаться и спать?

– Думаю, порядочно, он же сколько дней уже без сна и отдыха, притомился, бедняга.

– Тогда я, пожалуй, сползаю кино посмотрю, очень мне любопытно. Когда, говоришь, его показывали?

– Вроде первого января, если я не путаю. Может, второго.

– Ладно, первое и второе рядышком, разберусь. Если интересное кино – перескажу тебе.

– Спасибо. А я, наверное, тоже подремлю пока.

Камень простился с другом и погрузился в думы, которые быстро перешли в глубокий крепкий сон.

Это утро в семье Головиных началось со скандала. Тамара надела новый наряд, который сшила по ее рисункам знакомая портниха. Наряд получился изысканным и элегантным, не похожим ни на одно изделие, висящее в московских универмагах. Наряду с чувством стиля Тамара обладала живым воображением и ничем не ограниченной фантазией истинного художника, что позволяло ей придумывать для себя удивительные по своей необычности и очень идущие ей туалеты. Бабушка Анна Серафимовна в свое время научила обеих внучек шить, но за такой сложный крой, который придумывала Тамара, брались только опытные мастерицы.

– Это что? – с нескрываемым подозрением спросил Николай Дмитриевич. – Опять новое платье? Где взяла?

– У портнихи сшила.

– В ателье?

Можно было бы соврать, чтобы избежать лишних разговоров, но не такова была Тамара Головина. Глядя прямо отцу в глаза, она сказала правду:

– На дому. А какая тебе разница?

– Какая разница? – Судя по голосу, Николай Дмитриевич начал медленно закипать. – Какая разница?! А эта твоя портниха платит налоги за то, что шьет на дому? Она вообще фининспектора когда-нибудь в глаза видела?

– Это не мое дело, – спокойно ответила Тамара.

– Как это – не твое дело? Ты сама поощряешь финансовые нарушения, и эти надомники наживаются, грабят государство благодаря таким беспринципным особам, как ты! Господи, кого я вырастил! Мать! Мать, поди сюда, полюбуйся на нашу дочь, которая идет рука об руку с преступниками! Я всю жизнь положил на то, чтобы избавить нашу страну от правонарушений, а она им потакает и делает все для того, чтобы их стало еще больше! Сними это немедленно и надень то, что купила в советском магазине!

– Не сниму. Я это сшила и в этом пойду на работу. – Тамара, уже полностью одетая, стояла перед зеркалом в прихожей и укладывала расческой волосы.

– Нет, не пойдешь! Это позор – иметь такую дочь! Если я узнаю, что ты тоже, как и эта твоя портниха, делаешь прически вне своего рабочего места, я выгоню тебя из дома! Немедленно переодевайся.

– И не подумаю.

На крик прибежала Зинаида Васильевна, которая, кидая на дочь умоляющие взгляды, принялась успокаивать разгневанного супруга:

– Коля, Коленька, успокойся, тебе нельзя волноваться, у тебя давление…Тома, переоденься, раз папа просит, ну что тебе стоит… Коля, присядь, я накапаю тебе успокоительное… Тома, ну что ты стоишь, сделай, как папа велит, не упрямься, ты же видишь, он разволновался, а ему на работу идти…

– Мне тоже на работу идти, – невозмутимо ответила Тамара.

– Преступница! Взяточница! Спекулянтка! – кричал Николай Дмитриевич.

Терпение Тамары лопнуло, она схватила сумку и выскочила из квартиры, бросив напоследок:

– Если бы такие, как я, не спасали вашу затхлую экономику, в стране уже давно была бы революция от бедности и дефицита.

Она уже почти дошла до метро, когда поняла, что впопыхах забыла дома шаль. Шаль была очень красивой и приобретенной специально для этого наряда. Вернее было бы сказать, что шаль была не приобретена, а сделана, потому что к придуманным Тамарой туалетам невозможно было подобрать аксессуары из имеющегося в магазинах ассортимента. Спасали только клиентки или Тамарина собственная изобретательность. Она только еще отдала портнихе рисунки, чтобы та начала делать выкройки, а уже приступила к планомерным поискам нужной ткани для шали. Ткань она искала два месяца и нашла, но не в Москве, а в Тарту, куда поехала на экскурсию. Нитки и шнуры для задуманных кистей она приобретала на Западной Украине, в Ужгороде, где была в гостях у подруги, а бисер для столь необходимого по замыслу рисунка ей прислали из Вильнюса.