Александра Маринина - Благие намерения

– Ты правильно сделал, что не стал ничего Славику говорить. Зачем его заранее расстраивать? Может быть, и в самом деле все обойдется.

– А если не обойдется?

– Не надо сразу думать о плохом, надо надеяться на хорошее. – Рука Любы погладила его по плечу, и Родиславу сразу стало спокойнее. – Тебя можно простить, у тебя вон сколько дел одновременно в производстве, разве ты можешь за всем уследить? У каждого следователя бывают ошибки и оплошности, ты мне сам сколько раз рассказывал про своих коллег, которые то тут что-то недоделают, то там недоглядят, то забудут что-то, то перепутают. Вы все люди, вы из плоти и крови, и у каждого из вас есть своя жизнь, свои домашние проблемы, свои заботы, свои болезни. Каждый может ошибиться, ничего страшного в этом нет. Конечно, я бы понимала, если бы из-за твоей ошибки невиновный оказался бы за решеткой – тогда да, это действительно страшно. А если приемщица Щупрова вместо тюрьмы окажется на свободе, то, я думаю, никто очень сильно не пострадает. Ты имеешь право на ошибку, и если все сложится неблагоприятно, я надеюсь, Славик тебя поймет и простит. Да я не просто надеюсь – я в этом уверена. Славик Сердюков – твой добрый товарищ, он твой коллега, и у него наверняка тоже случаются промахи и ошибки.

Родислав облегченно вздохнул, повернулся и уткнулся лбом в ее плечо.

– А хочешь, я завтра после работы заеду к тебе в контору, и мы еще раз вместе просмотрим каждую бумажку у тебя в столе и в сейфе? – предложила Люба. – Завтра Тамара заберет Лельку, так что я смогу прийти домой попозже. В таких случаях всегда лучше смотреть свежим глазом, у тебя глаз, что называется, замыленный. Хочешь?

– Хочу, – полусонно пробормотал Родислав.

На следующий день Люба, как и обещала, приехала вечером к нему на работу, они заперлись в кабинете и снова перебрали по листочку все бумаги. Но конверт так и не нашелся.

Прошло еще две недели, дело по обвинению Щупровой начало слушаться в суде первой инстанции, и оправдались самые худшие ожидания Родислава. Адвокат, молодой, резвый и желающий сделать быструю карьеру, докопался до экспертизы, и дело было прекращено «за недоказанностью». Оперативник Сердюков долго кричал в кабинете следователя Романова, что таким, как Романов, не место на следственной работе, что он своей безалаберностью и ленью может угробить любую долгую и кропотливую работу оперов и что за такие служебные промахи в приличном обществе бьют морду и руки не подают, и ушел, хлопнув дверью. Родислав с тоской думал об «оконном» деле, которое так и не продвинулось, застыв на постыдных 27 рублях, и на проведение следственных действий по которому осталась после второго продления сроков всего неделя. А ведь этим делом тоже Сердюков занимался. Можно представить, в какое бешенство он придет, узнав, что в суд передано обвинение в обмане покупателей всего на 27 рублей вместо как минимум 900!

– Ну что, все довольны? Про Аэллу рассказал, про Родислава рассказал, теперь я могу, наконец, пойти поесть, попить и поспать? – с притворной ворчливостью спросил Ворон.

– Погоди, а как Аэлла выглядит-то? – не унимался Ветер. – Ты про все рассказал, а про внешность? Я же должен реально представлять себе ту, которую полюбил всей душой.

– Полюбил он, – пробурчал Ворон. – Подумаешь, герой-любовник нашелся… Ну, что тебе сказать? Лицо, конечно, красивое, как и было в юности, глаза большие, яркие, темные, ресницы черные, длинные, вверх загибаются, брови густые, но она их, по-моему, выщипывает, потому что раньше они как-то погуще были, такие почти пряменькие, а теперь потоньше и такой изогнутой полосочкой. Не знаю, я в этих бабских делах не очень-то сведущ. Волосы в крупный завиток, черные, но с ранней сединой, которую она у Тамары в салоне закрашивает. Фигура, конечно, подкачала, в юности-то она такая налитая была, аппетитненькая, с тонкой талией и пышным бюстом, а теперь как-то это все… не знаю. Лично мне не нравится. Ноги коротковаты оказались, попа низкая, и вся она какая-то маленькая, повыше Тамары, конечно, но с Любочкой не сравнить. Вот уж кто красотка так красотка! Шикарная женщина. Нет, не то я говорю, – спохватился он, – не то. Люба роскошная, а Аэлла – шикарная. Вот так будет правильно. Разницу улавливаете?

Камень и Ветер дружно заверили его в том, что разницу они, без сомнения, уловили и в основном про Аэллу все поняли.

– Но это, конечно, если очень уж придираться, – честно признался Ворон. – Если внимательно присмотреться, то у Аэллы ноги волосатые и на лице некоторая растительность имеется, но она за этим следит в оба глаза, с лица все пинцетиком удаляет, часами перед зеркалом сидит и – дерг! дерг! дерг! И как только ей не больно. Я как представил, что у меня из крыльев будут по одному перышку выдергивать – чуть в обморок не свалился. И с ногами она что-то такое хитрое проделывает у себя в институте, чтобы волос было поменьше. В общем, старается изо всех сил. И если сильно не присматриваться, то она, конечно, женщина эффектная, да еще одевается по-заграничному, вся в импорте с ног до головы. Я как-то в СССР один фильм смотрел, не помню, как называется, так там один персонаж так и говорил: «На мне же ниточки отечественной не было!» Вот прямо про Аэллу сказано. Все, пацаны, не могу больше, устал и проголодался, полечу за пропитанием.

Ветер и Камень от всей души пожелали ему приятного аппетита и спокойной ночи, и Ворон удалился с осознанием честно выполненного долга.

– Нет, какая женщина, а? – восхищался Ветер. – Какая широта натуры, какая доброта! Шубу не пожалела! Ты таких встречал, Камень?

– Издеваешься? Кого я вообще в своей жизни мог встречать? Лежу тут уж сколько тысячелетий, хорошо, если раз в сто лет какие-нибудь путешественники забредут и на ночлег устроятся. Так по пальцам можно пересчитать, скольких человеков я своими глазами видел, и то, по Вороновым, людских пальцев слишком много окажется. Все, что я о людях знаю, я знаю со слов Ворона.

«И Змея», – мысленно добавил Камень, но вслух произносить этого не стал, зная добродушное легкомыслие Ветра и его полное неумение хранить секреты, ни собственные, ни чужие. Проболтается Ворону – потом разборок не миновать.

– Но я-то людей повидал, – со знанием дела произнес Ветер, – и могу тебе ответственно заявить, что такие, как Аэлла, встречаются чрезвычайно редко. Ах, какая женщина, какая женщина! Все, решено, буду любить ее до конца жизни. Ладно, Камешек, я тоже, пожалуй, отправлюсь, все равно я уже остыл, тебе от меня пользы никакой нет. А у меня Кубок мира по биатлону, как бы не опоздать.

– Ты что, биатлоном увлекаешься? – несказанно удивился Камень.

– А как же! Биатлон – это даже покруче футбола. Вот представь: прилетаю я, скажем, в Рупхолдинг…