Лорел Гамильтон - Торговля кожей

— Они говорят нам все, что мы хотим знать, Джеффрис. Нам не нужно запугивать их, чтобы они признались.

Они оба посмотрели на меня и освободили место, чтобы я могла вступить в небольшой круг.

— Что ты сказал девушке?

— Откуда вы знаете, что это была девушка? — Спросил Хупер.

— Я сделаю даже лучше, я вам скажу, которая девушка. Девушка с длинными, волнистыми каштановыми волосами, маленькая.

Хупер прищурился.

— Откуда, черт подери, вы это знаете?

— У Отто есть определенный тип, — сказала я.

— Он говорил с ней тихо, но убедился, что остальные слышат. Он сказал ей, что собирается вырезать ее сердце, пока она еще будет жива. Он сказал ей, что убедится и сделает это после наступления темноты, так что она будет в сознании все это время. — Я еще никогда не видела Хупера таким сердитым. Его руки мелко дрожали, как будто он боролся с желанием сжать кулаки.

Я вздохнула и тихо произнесла

— Ты также упомянул, кто я такая?

— Я сказал ей, что мы охотники на вампиров, и с нами Истребительница и Смерть.

— Я знаю, что Блейк — Истребительница, но кто такой Смерть? Вы?

— Тэд, — сказала я. Я посмотрела вверх на Олафа. — Ты хотел, чтобы они боялись. Ты хотел видеть страх на всех их лицах, не так ли?

Он посмотрел на меня.

Хупер спросил:

— Какой у вас псевдоним, Джеффрис?

— У меня нет псевдонима.

— Он не оставляет живых, — сказала я.

Хупер переводил взгляд с одного из нас на другого.

— Постойте, вы хотите сказать, что все эти вампиры будут истреблены?

— Они соучастники серийного убийцы, которого нас отправили уничтожить. Они подпадают под текущий ордер, — сказал Олаф.

— Толпа людей у заграждения напала на полицейских, но когда они сказали, что вампир задурил им голову, мы им поверили.

— Я вампирам тоже верю, — сказала я.

— Это неважно, — произнес Олаф. — Они взяли людей в заложники, угрожали человеческой жизни, и есть доказательства их связи с мастером вампиров, который подпадает под действующий ордер на исполнение. Они утратили свои права, все их права.

Хупер уставился на Олафа на секунду, потом повернулся ко мне.

— Он прав?

Я просто кивнула.

— Никто не умер сегодня вечером, — сказал он, — и я хочу, чтобы так и было дальше.

— Вы — коп, вы спасаете жизни. Мы палачи, Хупер, мы не спасаем жизни, мы забираем их.

— Вы хотите мне сказать, что для вас в порядке вещей убить этих людей?

— Они не люди, — сказал Олаф.

— В глазах закона, они люди, — сказал Хупер.

Я покачала головой.

— Нет, потому что если бы они действительно были людьми в соответствии с законом, был бы другой вариант. Закон, как написано, не делает исключений. Отто прав, они утратили свое право жить в соответствии с законом.

— Но они были под властью вампира, как и толпа людей.

— Да, но закон не признает такую возможность. Он не считает, что один вампир может подчинить себе другого. Он защищает только людей от власти вампиров.

— Вы хотите сказать, что для этих вампиров нет другой альтернативы?

— Им прямая дорога отсюда в морг. Они будут прикованы к каталке святыми предметами, а может, этими новыми цепями, я не знаю. Но они будут доставлены в морг и каким-то образом привязаны, дождутся рассвета, и когда уснут на день, мы убьем их, всех их.

— В законодательстве не говорится, что мы должны дожидаться рассвета, — сказал Олаф.

Я не смогла сдержать брезгливое выражение на лице.

— Никто добровольно не убивает их, пока они бодрствуют. Так поступают только тогда, когда нет вариантов.

— Если мы их прикончим побыстрее, тогда мы сможем двигаться дальше и помочь Санчесу и другим исполнителям.

— Они связывались по рации, — сказал Хупер.

— Что случилось? — Спросила я.

— Дом оказался пустым. Дом был разрушен чем-то, а Беринг мертв, или то, что им было. Он уже был мертв какое-то время.

— Итак, мертвый тупик, игра слов была ненамеренной.

Олаф сказал:

— Я думал, они отправились только на психическую разведку дома и должны были ждать остальных из нас, чтобы войти в него.

— Они ничего не почувствовали в доме. Они сообщили по рации, и лейтенант сделал звонок. — Хупер повернулся назад ко мне. — Если мы сможем доказать, что эти вампиры говорят правду, вы можете отложить казни?

— У нас есть некоторая свобода в отношении того, когда пускать ордер в ход, — сказала я.

— Каннибал может получить их воспоминания.

— Ему придется психически открыться перед вампирами. Это отличается от игр в человеческом мозге, — сказала я.

— Не имеет значения, почему они сделали то, что сделали, — сказал Олаф. — Согласно закону, они будут казнены, независимо от того, почему.

— Мы должны защищать всех людей в этом городе. — Хупер указал назад на ожидающих вампиров. — Последнее, что я проверил, они квалифицируются как люди.

— Я не знаю, что вам сказать, сержант. Ни одна тюрьма не примет их, и мы не можем оставить их на несколько дней прикованными к каталке святыми предметами. Это считается жестоким и необычным, поэтому они должны быть истреблены в установленные сроки.

— Так что лучше просто убить их, чем оставить на каталке?

— Я вам излагаю закон, а не то, во что я верю, — сказала я. — Честно говоря, я думаю, если положить их в запечатанные крестами гробы на некоторое время, они будут в безопасности и не будут болтаться на пути, но это тоже считается жестоким и необычным.

— Если бы они были людьми, этого бы не было.

— Если бы они были людьми, мы бы не говорили о помещении их в коробку и засовывании их в яму где-нибудь. Если бы они были людьми, нам бы не позволили приковать их к каталке и удалить их сердца и головы. Если бы они были людьми, мы были бы без работы.

Он наградил меня взглядом, в котором медленно проявлялось отвращение.

— Подождите здесь, я поговорю с лейтенантом.

— Закон есть закон, — сказал Олаф.

— Я боюсь, что он прав, Хупер.

Он посмотрел на меня, игнорируя Олафа.

— Если бы был другой вариант, вы бы отказались от этого?

— Это зависит от варианта, но я с удовольствием бы воспользовалась правовым убежищем для таких моментов, которое не включало бы убийство.

— Это не убийство, — сказал Олаф.

Я повернулась к нему.

— Ты не веришь в это, поскольку, если бы это было не убийство, тебе бы это так не нравилось.

Он посмотрел на меня этими темными, как пещеры, глазами, и в их глубине был намек на гнев. Мне было все равно. Я просто знала, что не хочу убивать Сару, или Стива, или Генри Джефферсона, или девушку, которую он заставил плакать. Но чтобы не оставлять Олафа один на один с женщиной, мне пришлось бы взять их на себя, но блин не тогда, когда было темно, не тогда, когда они могли видеть, что их ждет, не тогда, когда они были в страхе.