Андрей Глущук - Мерседес на тротуаре

Достаю остатки облепихового масла, разрываю новую чистую простыню и смешиваю простыню с маслом в равных пропорциях. Подготовительный этап проходит сравнительно благополучно. Дальше начинается пытка, рекомендованная к применению в Аду. Изогнувшись невообразимым макаром перед зеркалом, я наматываю жирные полосы простыни на свое изуродованное тело. То и дело вскрикиваю, подпрыгиваю. Самое сложное в этом балете — контролировать в зеркале свой вид сзади. Вот оно все и сошлось. Три в одном: нарцисцизм, садизм и мазохизм.

Бырська сидит рядом на полу. Наблюдает за моими изощрениями, шевелит своими куцыми ушами, внимательно вслушиваясь в стоны, вопли и чертыхания хозяина. Потом грациозно задирает заднюю лапу вверх и изучает свою ляжку, время от времени сравнивая ее с моей. В результате сравнения кот приходит к выводу, что его собственное заднее место, в отличии от моего, достойно вылизывания. Мне бы кошачью гибкость, я бы не прыгал перед зеркалом, на потеху домашним животным.

Превратившись от колен до пояса в мумию, обнаруживаю, что с меня, как с рождественского гуся, стекают капельки жира. Боль понемногу отступает, но проблема остается. В таком виде на улицу не выйдешь. Попробуй людям объясни: почему брюки покрываются сальными пятнами в процессе ходьбы. Я же не автомобиль, что бы из меня масло подтекало.

Приходится вторым слоем наматывать на себя полиэтилен. К завершению процедуры одевания, мои бедра и таз приобретают необычайную аппетитную округлость. С трудом втискиваю себя в самые широкие брюки и со стонами и поскрипыванием зубами, покидаю квартиру.

А на улице красота. Градусов восемь мороза, солнышко сияет, небо голубое и глубокое.

Чудеса. Весна в декабре. Любуюсь на желтую, сияющую и самодовольную физиономию солнца. Оно с симпатией оглядывает мою, слегка пополневшую фигуру. Мы остаемся довольны друг другом. Общее впечатление от идиллической картинки зимнего утра портит только слабый запах перегара у меня изо рта. Как бы ни рекламировали все эти патентованные импортные пасты, но против русской водки у них никаких шансов нет. Перебить запах водочного перегара можно только чесноком.

Опускаю глаза и вижу прямо перед собой знакомый микроавтобус. Грязные полосы вдоль помятого правого борта не оставляют сомнений, что это именно тот автомобиль, на котором бандиты пожаловали ко мне в гости в погреб.

Если бы пять минут назад мне кто-нибудь сказал, что я сегодня буду бегать, я посоветовал этому ясновидящему обратиться к психиатру. С такими ожогами и таким настроением, как у меня, люди не бегают. Они пластом лежат на животе, и глотаю болеутоляющее пачками. Но, при виде знакомого микроавтобуса, я чувствую: пошел адреналин. Возникает нестерпимое желание двигаться. Причем не просто перемещаться из точки А в точку Б, но реально бить рекорды. Никогда раньше не замечал за собой особого стремления следовать постулатам здорового образа Однако сейчас, ноги безо всякого принуждения принимаются довольно неуклюже, но вполне резво семенить по, припорошенному снегом, тротуару. Техника, конечно, далека от идеала. Ехидный, бритый Глущук, наверняка бы нашел к чему прицепиться. Но в старании, по крайней мере, и он бы мне не отказал. Перемещаюсь я, как на ходулях. Сгибать колени боюсь, потому, как обоженная кожа двигается не вместе с мясом, а вместе с бинтами. И это сильно нервирует.

В машине меня замечают сразу.

— Эй, урод, садись, подвезем! — Из окошка выглядывает ухмыляющаяся физиономия «джипика». Микроавтобус медленно катится рядом со мной. Из салона комментируют каждое мое движение.

— Ты гляди, какие кренделя выделывает. Чудо природы: человек-цапля. — «Интеллигент», отодвинув дверку салона, разглядывает меня беззлобно, весело, почти с восторгом.

— Не, шеф. — Водитель выдвигает более прозаическую версию мой странной походки. — Это он с девкой всю ночь шарашился. Натер, видать, кое-что.

Пытаюсь ускориться, но боль срабатывает, как автоматический ограничитель. Это только в американских мультиках, заряд, полученный в мягкое место, заставляет героя лететь со скоростью реактивного самолета. Я готов только реветь с громкостью реактивного двигателя. Хотя это вряд ли поможет. И самое неприятное: некуда от этих веселых спутников улизнуть. Слева они, справа дом. Я зажат между стеной и машиной.

— Нет, правда, садись земеля. Я же вижу: ты очень спешишь. — Интеллигент сопровождает свое приглашение радушным жестом.

— Не сяду. — Отмахиваюсь я. Получается немного по-детски, но знали бы они, сколько искренности в моих словах. Сесть я при всем своем желании не смогу. Не на что мне садиться. На бегу у меня появляется рецепт борьбы с бюрократами. Кипящее масло плюс сковородка. Прикладывать один раз в неделю. По понедельникам. Фиг тогда они в своих кабинетах усидят. Разбегутся без сокращения штатов.

— Не надо упрямиться. — Терпеливо уговаривает меня «шеф». В машине просто упиваются этой игрой человеколюбие и вселенскую заботу о ближнем. Не даром кто-то из великих утверждал: «Человек по своей природе добр». Но и неблагодарен. Это уже моя мысль и я сразу пытаюсь ее иллюстрировать своими поступками.

У самого угла дома, превозмогая боль, резко ускоряюсь. Мои провожатые реагируют мгновенно: нажатием на акселератор. Они бедные еще не знают, что в двух метрах за углом стоит старый тополь. Толстый и гнилой, как и полагается все старым тополям. В ветреную погоду от макушки тополя отваливались лишние детали и с завидной регулярностью пробивали шифер крыши. Этого патриарха двора давно хотели спилить, но у ЖЭУ никак не доходили руки. И хорошо.

Прыгаю за угол. Не удержавшись на скользком повороте, падаю на живот и втыкаюсь головой в сугроб. Ребятам хуже. Они втыкаются в тополь. Дерево задумчиво и гулко говорит: «У-у-у-у!» и, решив больше не цепляться за жизнь, с жутким хрустом падает на микроавтобус. Положительно этому автомобилю последние два дня сильно не везет.

Вынимаю голову из сугроба, протираю глаза и пытаюсь разглядеть в гигантской поленнице останки микроавтобуса. Сквозь хаос веток, щепок и трухи кое-где проглядывают остатки полировки. Кто бы, что ни говорил, но профессия водителя в условиях современного города, самая опасная для жизни. Ни космонавты, ни парашютисты, ни даже «солдаты удачи» не подвергают свою жизнь такому риску, как водители в потоке городского транспорта. Соперничать с ними могут только сомелье, специализирующиеся на паленой водке. Они тоже рискуют: будь здоров.

Поднимаюсь, отряхиваю с себя снег. Эйфория одержанной победы оказывается прекрасным болеутоляющим средством. Чувствую себя значительно лучше. Но излишнего любопытства не проявляю: покидаю место трагической гибели тополя с достоинством, но поспешно. Неоказание помощи пострадавшим в ДТП, конечно, поступок аморальный. Возможно даже подлый. Но я из-за этого почему-то не расстраиваюсь. В конце-концов, не такой я плохой. Не помог пострадавшим, зато помог дворнику и родному ЖЭУ. Дерево, наконец, убрано, а значит, будет цела крыша и нервы работников жилищно-коммунальной сферы.