Андрей Глущук - Мерседес на тротуаре

— Здравствуйте. — Я широко улыбаюсь, изображая персонаж рекламы жевательной резинки. — Как поживают ваши бабочки? — Продавщица меня узнает. Делает строгое лицо:

— А вы, собственно, кто? — Вот тебе и на… Зачем я улыбался? Зачем насиловал умирающие синяки, растягивая рот до ушей? На кого растрачивал свое природное обаяние?

— Мы так мило на днях поговорили, и вот: вы меня уже не помните. — Я не скрываю, что расстроен.

— Почему не помню, помню. Но мне не понятен ваш интерес к нашему магазину. Почем я знаю, может быть, вы из милиции или налоговой инспекции? Ходите, разнюхиваете, а потом устроите проверку. А меня уволят. — Она ухитряется выдать весь монолог на одном дыхании. К словам «меня уволят» воздуха в бедняжке не остается совсем и трагический полушепот заставляет меня прослезиться от сочувствия.

— Да что вы, как можно. Я обычный журналист. Пишу статью о рынке запчастей. Хотел о вашем магазине написать. Вот и вся моя корысть. — Преданно заглядываю в большие бессмысленные голубые глазки. — Девушка, как вы могли обо мне так плохо подумать. Я и органы? В смысле, налоговые органы. Нонсенс!

Красивое слово «нонсенс» производит на продавщицу неизгладимое впечатление. Она еще трепыхается заявив:

— А кто вас знает? — Но уже начинает улыбаться. И тон становится игривым.

— Что значит: кто меня знает. Да я самый известный журналист в городе. Все лучшие статьи, это мои детища. Хотите, я вас напишу? — На эмоциональном пике небрежно кидаю на прилавок журнал, раскрытый на статье о G500 и лезу в карман за блокнотом.

— Да что вы? Какие глупости говорите… — Продавщица пунцовеет на глазах. — Кто про меня читать станет? — Она смущенно хватает журнал с прилавка и начинает его лихорадочно перелистывать.

— Если не писать о красивых женщинах, то для чего вообще нужна журналистика? — С пафосом декламирую я.

— Скажете тоже, красивая… — Бедняжка никак не может понять, чего я от нее хочу. — А вы, что автомобилист? — Она как в воду смотрит. Именно этого вопроса я от нее и жду.

— А то, как же. Заядлый и со стажем. — Не задумываясь, вру я.

— И тачка своя есть?

— Даже две. Одна на огороде, для навоза, а на второй сам езжу.

— Ну, вы и шутник. — Девочка постепенно приходит в себя. По-моему, она уже созрела для написания статьи. — А какая у вас машина?

Все складывается волшебно. Если бы я предварительно написал сценарий этого эпизода и заставил продавщицу выучить свою роль, все равно, не вышло бы лучше.

— У меня курятник на колесах. Вот такой. — Я разворачиваю журнал и показываю фотографию G500.

— Да ну. Врете вы все. Эта тачка пол нашего магазина стоит. Бешенные бабки. Таких в городе только пять или шесть. — Она уже не строжится. Она уже кокетничает.

— Вы ошибаетесь: бабок в городе значительно больше. Только в моем подъезде человек десять.

— Да ну вас! Какой смешной. Я про Мерседесы.

— А вы почем знаете, сколько таких Мерседесов в городе? У вас муж в ГАИ работает? — Тоже непроизвольно начинаю играть глазами. Сколько, все же, во мне от обезьяны…

— Какой вы, в натуре, забавный, мужчина. — Продавщица быстро отправляет растрепавшуюся прядку за ушко. — Я же вам еще в тот раз рассказывала.

— О чем? — Делаю вид, что вовсе забыл содержание нашего прошлого разговора.

— Ну, как же. Я, такая, стояла здесь. А вы, такой, подкатили и про «крышу» расспрашивали.

— Я? Такой? Подкатил? Про крышу? У вас что-то с крышей? Потолок протекает?

— Какой вы шутник, мужчина. Крыша — это бандиты, охрана наша. — Вот ведь страна: бандиты и охрана слова синонимы! — Кусок хвастал, мол, в городе такая тачка только у него и губернатора! — Ура! Все сходится. Я прозорлив как Ванга.

— А, вспомнил! Это те типы, которые обещали покатать и обманули. — Наконец, побеждаю склероз. Но восстановление функций памяти, продавщицу не радует. Наоборот, она мрачнеет.

— Все вы, мужики, трепачи. Только бы девушек обманывать. — Ах, бедненькая, как тебе от нашего брата досталось.

— Лиля, почему опять болтаете на работе? — Оглядываюсь на голос и вижу перед собой Геннадия Георгиевича Волобуева собственной персоной. Стоит, этакий вальяжный барин и недовольно грозит пальчиком своей подчиненной. А пальчики — тема отдельного разговора. На них содержимое небольшого ювелирного магазина. Перстенечки и колечки с камешками и без. Бронированные пальчики, на позолоченной ручке. Серый костюм-тройка, белая рубашка, строгий галстук, поверх галстука золотая цепь грамм на четыреста. Неплохо живут бывшие продавцы пива.

— Она не болтает. — Вступаюсь за неоднократно обманутую мужчинами, несчастную продавщицу. — Девушка содействует написанию объективной статьи об успешной деятельности, руководимой вами, фирмы. — Не перестаю себе удивляться. Неужели нельзя сказать тоже самое, но человеческим языком?

— Какой еще статьи? — Судя по всему, интерес прессы к его фирме, у господина Волобуева энтузиазма не вызывает.

— Я журналист из «Городской торговой газеты». — В этот момент принято подавать визитку, но мне светить свою фамилию в «ТетраТехе» не хочется. Поэтому вместо визитки подаю руку. — Андрей Перовский. Вы наверняка читали мои материалы.

— Да, как же. — Мямлит Волобуев. Еще не приходилось встречать человека, который бы честно сказал: «Впервые слышу. А газет вовсе не читаю». В самой читающей стране в мире, не принято казаться неграмотным. — Припоминаю, припоминаю…

— А вы, как я понимаю, известный всему городу бизнесмен Волобуев Геннадий Георгиевич? — признаться к разговору со специалистом по недоливу пива я вовсе не готов. Не к нему я шел. Но деваться некуда. Придется импровизировать.

— Да, в общем, это я. — Утешает, что и Волобуев не готов к интервью. Предстоит абсолютно чистый эксперимент: кто профессиональнее решит свои проблемы. Я как журналист, или он как представитель легального подразделения криминальной группировки. — Может быть, пройдем ко мне в кабинет?

— С удовольствием.

Мы проходим мимо витрин и стеллажей, заваленных всяким металлическим хламом, да не обидятся на меня автолюбители за мое непочтительное отношение к их ненаглядным железякам. В служебном помещении первые двери — бухгалтерия, за ними кабинет директора. Вернее президента. Потому, что директор магазина ютится в приемной вместе с секретаршей.

Волобуев устроился неплохо: теплые, цвета кофе с молоком, стеновые панели, потолок отливает адриатической голубизной, элегантная черная мебель. Пара абстрактных картинок в белых рамках, как окна в неведомый мир.

— Присаживайтесь. — Хозяин кабинета указывает на низкий пышный диванчик. — Чай, кофе, коньяк, виски?

— Спасибо, на работе не пью. — Вообще-то я могу и на работе. Меру знаю. Но, находясь в тылу врага, не стоит расслабляться. Я начинаю плавно погружать свои больные мощи в обволакивающую бездну диванных складок. Посадка происходит на удивление, мягко. Умеют проклятые капиталисты делать мебель. Пока мы размещали по сто пятьдесят боеголовок на одном ракетоносителе, они конструировали диваны, специально для таких как я, ожоговых больных.