Викас Сваруп - Шесть подозреваемых

За главным рынком Сапна велела водителю остановиться. Последнюю часть пути мы решили проделать пешком.

Район этот по преимуществу мусульманский, однако на улицах нам встретилось не так много женщин в паранджах. Окрестные дома в основном представляли собой полуразрушенные постройки. Над покосившимися балконами то и дело шумно взлетали голуби. На каждой крыше топорщились проволочные антенны. Я всматривалась в зияющие гроты продуктовых магазинов и ярко раскрашенные аптеки, крохотные здания видеопроката и переговорных пунктов, растущие в этой местности, словно грибы после дождя. Из продуктовых палаток тянуло ароматом свежеприготовленного мяса.

Сестра вцепилась в мою руку, как утопающий хватается за подплывшую к нему доску. Ее ногти впивались мне в кожу, оставляя царапины, и я понимала: Сапна в полном отчаянии. Никогда больше ей не стать прежней беззаботной девчонкой. Знакомый с детства мир Азамгарха в одночасье сделался злобным, чужим, и только во мне она видела последнюю надежду.

Поступок Бхолы — ничто по сравнению с бедой, постигшей сестричку. Я-то хотя бы платила за свою славу, а она провинилась лишь тем, что созрела для брака; тем, что ей выпала доля родиться женщиной в городе, полном развратных мужчин.

Мама права, девушкам здесь невозможно жить в безопасности. Извращенцы, которых полным-полно на улицах Азамгарха, насилуют и калечат даже трехлетних малышек. Как же взбесили меня эти подонки, отнявшие у моей сестры бесхитростное женское счастье — спокойно гулять по рынку.

У начала длинного узкого переулка, в дальнем конце которого виднелся зеленый купол мечети с одним минаретом, Сапна остановилась и украдкой посмотрела по сторонам. Внезапно раздался пронзительный крик азан, призывающий правоверных к молитве, и в серое небо взмыла целая стая голубей. Бородатые мусульмане вереницей потянулись к мечети.

Дождавшись, пока толпа рассеется, Сапна проводила меня по мощенной булыжником дороге к двухэтажному дому с ничем не примечательным фасадом. Калитка оказалась не заперта; мы прошли через двор с увядающей гуавой [209] Гуава — вечнозеленое тропическое дерево семейства миртовых. посередине и увидели дверь с железной задвижкой. Я осторожно толкнула ее вперед. Сапна закрыла лицо руками. Навстречу нам вырвался рой жужжащих мух и запах гнилого мяса.

Внутри была тесная комната, всю обстановку которой составляли: вентилятор на потолке, накрытая зеленой тканью деревянная кровать с пологом на четырех столбиках, стол, на котором стояли глиняный сосуд для воды и непочатая бутылка рома «Три Икса», и деревянный шкаф. Ни календарей, ни картинок, ни фотографий на голых стенах. Ни одной личной вещи. Дом без воспоминаний, без души. Притон, да и только.

На каменном полу вниз лицом лежал мужчина в белой курте-пиджаме. Высокий, солидного телосложения — и совершенно мертвый. Рядом тускло поблескивал черный пистолет.

Видеть бездыханное тело всегда неприятно, тем более когда оно уже начало разлагаться. Откинув с лица чадру, я зажала нос и подняла оружие с пола. Знакомая модель — «беретта 3032», компактная, облегченного типа.

— Вот из этого ты его застрелила?

Сапна кивнула и передернулась.

— Он знал, что я твоя родственница. Говорил: «Шабнам никому не достать, так я хотя бы отыграюсь на ее сестре, будет чем хвастаться…»

Тут она громко всхлипнула, и мне пришлось взять ее за руку. Значит, в том, что случилось, в этом злодействе косвенно есть и моя вина.

— Я должна увидеть его лицо.

— А я нет! — вскрикнула Сапна.

— Давай, помоги мне.

Мы взяли мужчину за талию и попытались перевернуть. Он походил на огромный неподъемный валун. Но я уперлась ногой ему в бедро, поднажала изо всех сил и наконец опрокинула на спину.

При виде распухшего трупа мой рот захлестнула горькая желчь. Живот у покойника раздулся наподобие воздушного шара; конечности затвердели, словно бетон. Из ноздрей, изо рта, из глаз и ушей протекла какая-то жидкость, сгустившаяся до слизи. Кожа напоминала топленый воск зеленовато-голубой окраски. Глаза провалились в глубь черепа, и без того крупное лицо карикатурно раздулось. Я различила только чисто выбритый подбородок, а еще — множество уродливых оспин, видимо, от перенесенной в детстве болезни. Левое ухо рассекал рубец, как от удара клинком. А посередине лба темнела маленькая круглая дырка, куда вошла пуля. Крови было на удивление мало.

— Ты вообще не представляешь, кто этот парень? — спросила я, стараясь дышать через рот.

— Не знаю, диди. Я его раньше не видела. Он просто напал со спины, когда я шла домой из колледжа, и затащил в такси. Вокруг было человек двадцать студентов, но они побоялись поднимать шум.

— А здесь вас кто-нибудь видел?

— Трудно сказать. Кажется, я была без сознания, когда мы сюда приехали. Он связал меня и заткнул рот кляпом.

— А вы… боролись?

— Да. Он велел раздеться. А когда я отказалась, набросился и разорвал пополам камиз. Тут я заметила пистолет под подушкой, выхватила его… Мужчина снова ринулся на меня, как разъяренный буйвол, и оружие выстрелило… Клянусь тебе, диди, я и не думала убивать. Я хотела только спастись.

— Полагаешь, соседи могли слышать выстрел?

— Наверное, могли, но в Сараи-Меер это сплошь и рядом, никто уже не обращает внимания.

— Как же ты возвращалась в разорванной одежде?

— Схватила его курту из шкафа, потом добежала до главной дороги, а там взяла авторикшу до самого дома.

Я прошла через комнату и открыла шкаф. На тонких металлических вешалках висело несколько рубашек и пара брюк. Полки на первый взгляд пустовали, однако на самой нижней, засунув руку поглубже, я обнаружила черную сумку, битком набитую хрустящими пачками сотенных банкнот.

У Сапны округлились глаза.

— Ой, диди, как ты думаешь, сколько здесь?

— Не представляю. Семь или восемь лакхов, а то и больше. Попробуем выяснить, кто же этот подонок.

Обшарив карманы покойника, я вытащила увесистый синий «Нокиа» и потрепанный бумажник из черной кожи, в котором было три тысячи триста двадцать пять рупий и пара монет. Ни намека на документы. Мобильник не включался — наверное, успел разрядиться.

— Ладно, пора уничтожить следы нашего визита, — заявила я.

И около получаса работала носовым платком, тщательно вытирая каждый дюйм пространства, так чтобы не осталось ни одного отпечатка пальцев. В конце концов я вытерла пистолет и положила его в сумку. Та оказалась довольно тяжелой.

— Диди, что ты делаешь?! — воскликнула Сапна. — Воруешь деньги?

— Нам они нужнее, чем ему, — ответила я, бросая в сумку еще и черный бумажник.

Мы аккуратно закрыли за собой дверь, протерли задвижку, быстро пересекли двор и снова вышли в переулок. Стоило мне появиться на людях, как бородатый мужчина в сером патханском костюме [210] Патханский (пуштунский) костюм — афганская национальная мужская одежда — длинная рубаха и шаровары. Практически то же, что и курта-пиджама, носят как обычную одежду, но только афганцы или пакистанцы-патханы (пуштуны). сразу ткнул в меня толстым пальцем.