Игорь Христофоров - Смертельное шоу

Подойдя к Андрею, он облапил стоящую рядом с ним на столике литровую банку пива и вскинул ее надо ртом.

-- А-ах!.. А-ах!.. А-ах!.. -- со стоном глотал он горький напиток.

Гитарный чехол за его спиной торчал уже привычным ружьем. Только теперь казалось, что для этого ружья уже нет патронов. Нигде в мире.

-- Ты это... того? -- очень четко спросил Андрей.

-- Этого, -- так же четко ответил Эразм, мутными глазами обвел зал, наткнулся на полиэтиленовый мешок и со злостью швырнул в него пустую банку.

Она ударилась в стену чуть выше мешка, срикошетировала и тюкнулась в левую ногу Альберту. Капли пива черными точками легли на низ его светлых брюк.

-- Ты чо, чувак, обалдел?! -- не сдержался он.

-- Значит, четвертое место, -- с неожиданной вялостью произнес Эразм. -- А я думал, полный облом...

-- Познакомься, -- предложил Альберту Санька. -- Наш гитарист... Бывший...

-- А вот и не хрена! -- объявил Эразм. -- Я играть хочу!

-- Значит, я -- лишний? -- попытался стереть капли с низа брюк Альберт. Капли не стирались.

-- Ничего подобного! -- не согласился с ним Андрей.

Ситуация возвращала ему власть менеджера, и теперь он мог показать, что способен умно распорядиться этой властью. Но он не знал как. Просто чувствовал.

-- Нехорошо получается, -- усилил он начальственной уверенностью

голос. -- То ты уходишь из группы, то возвращаешься...

-- Считай, что это компенсация за уничтоженный "Гибсон", -

ответил Эразм.

-- А что ж у тебя в чехле? -- спросил Санька.

-- Воздух. Вонючий приморский воздух.

-- Хорошая упаковка.

-- Так я пойду? -- напомнил о себе Альберт.

-- У нас демократия, -- торжественно объявил Андрей и громко почесал щетину на подбородке. -- Голосуем. Кто за то, чтобы оставить Эразма в группе?

Его рука поднялась первой. А мы так воспитаны, что голосуем единогласно. Может, и не в этом дело, но три остальные руки поддержали торчащую над головами смуглую кисть Андрея.

-- Оставляем. Теперь второе: кто за то, чтобы оставить Альберта в группе?

-- Мужики, у меня -- кабак! Какая группа?! -- окаменел гитарист ресторана.

-- Единогласно, -- провел взглядом по рукам Андрей. -- Жалобы, заявления будут?

-- Я не согласен! -- снова сел Альберт. -- К вам вернулся ваш человек. Зачем вам теперь в группе два соло-гитариста?

-- Да хоть десять! -- не сдержался Игорек. -- Музыка будет только жестче! Мужской вариант!

-- А оргкомитет разрешит? -- обернулся Виталий к Саньке.

Чувствовалось, что он был самым умным из всех. Саньке тоже захотелось показаться умным, и он ответил:

-- Регламент предполагает замены. Но я не знаю до какой степени. Нужно поговорить... с Ниной.

Сказал и сразу ощутил, как дико не хочется с ней разговаривать.

-- А если не разрешат замену? -- посомневался в дежурном порядке Виталий.

-- Разрешат, -- твердо ответил Санька.

Только в эту минуту он понял, что Буйнос перед ним в долгу. Метателя бутылки Санька, может, и не поймал, а одного из врагов Буйноса все-таки задержал.

-- Мужики, ну хватит травить! -- вскинул руки Андрей. -- У нас мало времени. Если с первым шлягером мы что-то решили, то второй...

-- Второй тоже есть! -- выпалил Санька.

-- Какой?

-- О роллерах!

-- А что? Это современно, -- пробубнил Виталий.

Духота ресторанного зала медленно одурманивала его. Он не верил в то, что они успеют за несколько часов придумать, обкатать и сделать изюминку, нет, целых две изюминки, из ничего. Но у Саньки было такое лицо, что он начал сомневаться. Когда-то люди тоже не верили, что полетят в космос.

-- Спецэффекты гарантирую! -- вспомнил Санька разговор с Машей о пацанах-роллерах, крутящих сальто на трамплине за инструментами.

Крикнул и ощутил, как внутри все угасло. Ведь Маша так и не

открыла ему после возвращения от экстрасенса. Он проспал ночь на

матрасе в машинном отделении, рядом с вахтенными матросами, а

утром у него уже не хватило совести второй раз стучаться. Очень

многое из того, что человек способен совершить ночью, кажется невероятным для дня.

-- Какие спецэффекты? -- под хищный зевок спросил Эразм.

Он забрал недопитое пиво у Игорька и с банкой в руке выглядел настоящим металлистом.

-- Мальчишки-роллеры будут гонять на сцене, -- пояснил Санька.

-- А где ты их найдешь?

-- Найду, -- принял он решение после репетиции идти на набережную.

Одного пацана, а может, и двух он знал точно. Они могли согласиться на пустяшное для них представление и без Маши.

-- Тогда погнали треки! -- грохнул пустой пивной банкой по стене Эразм.

На этот раз она упала в мешок. Счет матча увеличился. А матч -- это всегда или победа, или поражение. Ничьих в баскетболе не бывает. На эстраде -- тоже.

Глава тридцать первая

ЕЩЕ НЕМНОГО, ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ

Космонавты за сутки до старта смотрят "Белое солнце пустыни". Марафонцы за минуты до забега лежат на газоне и боятся пошевелиться. Великий тенор Паваротти, прежде чем выйти на сцену, засовывает в карман гнутый гвоздь. Футболисты перед финалом не бреются.

У мышьяковцев общего ритуала не было. Наверное, это приходит с годами. А пока же все готовились к выходу на сцену по-своему. Андрей сидел в углу комнатки, предоставленной их группе, и пантомимой изображал тяжкую работу ударника. Палочки молотили по виртуальным барабанам и, несмотря на то, что звуков они не издавали, он все же слышал ритм. Игорек играл в подкидного с Эразмом, а уже прижившийся к группе Альберт судил их нешуточную схватку. Эразм постоянно пытался смухлевать, а Альберт с удовольствием не давал ему этого сделать. Виталий спал, прислонившись боком к дверному косяку. Казалось, что он прислушивается к звукам в коридоре и особенно к тем, которые могут донестись со сцены.

Финал ввел свою математику. Конкурсанты выходили на сцену в обратном порядке. Первым -- Джиоев, то есть десятый, а последними, естественно, грязные панки из "Молчать". В соответствии с этой системой исчисления "Мышьяку" выпала очередь идти седьмыми, а это -- с учетом исполнения каждой группой двух композиций -- больше полутора часов нервотрепки. Впрочем, те же любители резиновых кед из "Молчать" должны были трепать нервы более двух часов от начала тура.

Санька послушал беззвучную ритмику Андрея и молча вышел из комнаты. И сразу стало чуть легче. В коридоре хоть не пахло старой бумагой. В комнате, которая принадлежала, скорее всего, киномеханику Дворца культуры, стены были густо обклеены плакатами отечественных фильмов, а поскольку большинству из этих фильмов давно исполнилось лет тридцать, то и плакаты по-старчески пахли пылью.

В фойе становилось все гуще от зрителей. Рядом с бабульками-билетершами горами высились два черных буйносовских телохранителя. Зрители почти без исключения пытались именно им всучить свои билеты, но бабульки успевали поймать их на лету и с заученностью, приобретаемой не за один год, отрывали полоску контроля ровно по штриховой линии.