Игорь Христофоров - Смертельное шоу

Белая секундная стрелка, тонкая, будто человеческий волос, плавно отсчитывала секунды. Орлову всегда нравилась эта плавность в механических часах. Электроника дергала секундную стрелку в кварцевых часах, будто пинала ее за то, что она не хочет двигаться. В этом была какая-то неестественность. Время вокруг нас не движется такими рывками. Время плавно несет нас вперед. Несет навстречу тому, к чему каждый приговорен от рождения. Время -- палач.

Мысль обожгла, и Орлов, резко распахнув веки, ощутил облегчение. Значит, не он один. Не он один. Время такой же профессионал, как и он. Только убивает чаще. Гораздо чаще. Наверное, каждую секунду. Или каждые полсекунды. И сегодня он всего лишь одновременно с ним сделает одно и то же. Одно и то же.

Уши прочистились полностью. Теперь он слышал даже плотницкую работу тли, долбящей коридорчик внутри деревянной перегородки. Сердце билось все медленнее и медленнее. Таблетка бетта-блокатора, замедляющая сердцебиение, начала действовать.

А стрелка на настоящих часах "Полет" показывала, что осталось пять минут до выхода членов жюри.

Орлов молча, без покряхтывания, с которым садился, поднял с унитаза свое полегчавшее тело, накинул на левое плечо ремешок футляра и беззвучно выдвинул шпингалет. Очередников у двери в кабинку еще не было. Либо конкурсанты подобрались крутые, либо мандраж у них не вошел в полную силу.

Сгорбившись, он вышел из тишины туалета в тоннельную эховость коридора, прошел его почти до конца назад и тут же скользнул по лесенке наверх. Звуки коридора будто бы гнались за ним. Пролетев два пролета, Орлов остановился у двери в кинобудку и послушал ее. Дверь ответила медленными ударами пульса. Показалось, что у нее тоже есть сердце, и она тоже приняла бетта-блокатор.

Ключом Орлов открыл ее, чуть толкнул от себя и снова послушал дверь. Теперь уже через нее стал слышен отдаленный говор зрительного зала. Ближних звуков не было.

Скользнув вовнутрь, он на два поворота закрыл дверь, осмотрел киноустановку, стол для перемотки лент, серые диски фильмов. С плакатов, густо развешанных по стенам, на Орлова смотрели десятки людей. Штирлиц -- с иронией, Василий Иванович Чапаев -- с улыбкой, Пьер Безухов -- с близоруким удивлением, Остап Бендер -- с легким презрением, а неуловимые мстители -- с ненавистью.

Орлову стало холодно от ощущения, что столько людей увидит его за работой, и он, нагнувшись над футляром, постарался забыть о стенах. У вынутой гитары он отцепил отверткой нижнюю деку и возбужденно облизнул губы остреньким язычком.

К тоненькой деревяшке-восьмерке были аккуратненько прикреплены детали снайперской винтовки. С бездумностью механического робота он за полминуты собрал "винторез", прикрепил японскую "оптику" с самоподстройкой резкости и аккуратненько привинтил глушитель.

Стальная заслонка на окошке, через которое обычно шел показ фильма, была чуть отодвинута вправо, и Орлов ощутил легкое удовлетворение. Ничего не требовалось менять. А это было одним из главнейших правил маскировки.

Он медленно приник лицом к щели. Зал сверху смотрелся белым-белым.

Как снегом присыпанным. Каждое время года владычествует своими

цветами. Лето, как и зима, -- белым. Но если у зимы это цвет

мертвого, цвет покрытых снегом земли и крыш домов, то у лета -

цвет спасения. От ярких лучей солнца, от жары, от духоты.

Члены жюри тоже вышли почти все в белом. Только на троих из них, длинноволосых мужиках, странно смотрелись черные джинсы, черные рубашки и черные платки, намотанные на запястья. "Вот "металлисты" долбанные! Кретины!" -- мысленно огрызнулся на них Орлов и ему захотелось положить их всех. Прямо под сцену. Но заказ был другим. Покаровская вышла последней. Ей хлопали, а она даже не поворачивалась к залу. Орлов не знал, что у нее болит шея, и решил, что у певицы мерзкий характерец. И он, обычно не испытывающий ничего при работе с целью, ощутил ненависть к Покаровской, хотя и не мог себе признаться, что вовсе не ее небрежение к аплодисментам тому виной, а то, что певица очень похожа на женщину, когда-то отказавшую ему в любви. Из-за нее он уехал наемником на Кавказ, из-за нее начал убивать и все никак не мог остановиться.

Члены жюри заняли места в первом ряду, и Орлов тут же вспомнил: "Под первые звуки музыки". Просьба была частью заказа, и он не стал спешить, хотя до сих пор ощущал затылком взгляды киногероев.

Вскинув "винторез", он поудобнее примостил к плечу резиновую накладку приклада, стал так, чтобы от конца глушителя до щели было два-три сантиметра, и припал к оптике. Затылок Покаровской смотрелся грустно. Густо припудренные морщины выделялись еще четче, чем если бы их не покрыли пудрой. Короткие крашеные волосенки немного отросли и предательски выдавали не только ее истинный цвет, но и плотные клоки седины.

Внезапно чей-то мужской затылок закрыл ее. "Сдвинься влево!" -мысленно приказал Орлов, и затылок подчинился. Под сердцем стало чуть теплее, но мужик, решив над ним поиздеваться, опять отклонился вправо. От такого затылка пуля могла и отскочить.

Над белым залом, над головами, над сценой поплыли первые звуки музыки. Орлов не знал, что это идет по трансляции гимн конкурса. Ему достаточно было зазвучавших фанфар.

Палец лег плотнее к спусковому крючку, но упрямый затылок-скала, затылок-монумент, на котором глупо смотрелась маленькая, почти налысо обритая голова с мясистыми ушами, не сдвигался ни на сантиметр. Человечек, вселявшийся в Орлова в самые важные, самые страшные мгновения, с холодностью продавщицы, отсчитывающей сдачу за колбасу, прикинул: выстрел -- секунда -- падение затылка вперед -- секунда -- прицеливание -секунда -- выстрел -- секунда -- падение -- секунда -- уход из кинобудки. Получилось не меньше пяти секунд. А с уходом и того больше. Так долго он еще никогда не работал.

А фанфары, захлебнувшись на финальной ноте, впустили в зал легкую, игривую музыку, и под нее вышли из-за кулис и направились к микрофонам ведущие. Затылок-скала не сдавался. Затылок издевался над Орловым.

И он мягко подавил на спусковой крючок. Приклад толкнул его в плечо. На секунду, на неучтенную им секунду, оптика потеряла цель, а когда он вогнал в нее напудренный затылок Покаровской, то чуть не матюгнулся вслух. Вместо того, чтобы упасть, как положено, вперед, голова парня легла затылком на спинку кресла. Слева, справа, за ним люди хлопали в ладоши, приветствуя обеих ведущих, женщину в платье до пят и мужчину во фраке, а убитый сидел одиноко, запрокинув голову, будто спящий, и во вторую, тоже неучтенную секунду, Орлов понял, что парень пришел на концерт один.

А в третью секунду сзади что-то грохнуло, будто взорвалась киноустановка, и он, забыв о затылке Покаровской, отклеял от лица резиновую накладку оптики, развернулся и увидел черное создание, возникшее в том месте, где должна была находиться дверь.