Игорь Христофоров - Смертельное шоу

-- А Буйнос откуда меня знает?

-- Он иногда посещал ваш ресторан и слышал вашу игру.

-- Да какая это игра! -- махнул гитарист на подиум, самым заметным на котором была густо оклеенная ярлычками от бананов, импортных яблок и лимонов ударная установка. -- Имитируем шлягеры. И не более. А копия всегда хуже оригинала...

-- Если честно, то это -- просьба Буйноса, -- еле назвала она своего Владимира Захарыча по фамилии.

-- Хорошо, -- неожиданно легко согласился гитарист. -- Только позвоните от имени Буйноса директору ресторана -- и нет проблем!

-- А это... -- начал попытку отказа от услуг местной "звезды" Санька.

-- О! Перерыв закончился! -- обернулся к подиуму гитарист. -- Пора гнать музыку!

-- А это...

-- Адресок только оставьте, куда ехать, -- вскакивая сказал он Нине. -- Я, извините, еще каплю...

С ловкостью фокусника он вогнал из графина в рюмку пятьдесят граммов, не расплескав ни капли, опрокинул водку единым куском, без глотков, в рот, крякнул и похвастался:

-- У нас -- лучшие напитки во всем городе! Вы это... закажите на закуску "Николашку". Великая вещь! С нею можно литр выпить!

-- А это... -- В третий раз дернулся Санька.

-- Закажите! Ну, до завтра! -- и пронесся через танцплощадку под первые нотки, вбитые в зал клавишником.

Начиналась "Погода в доме". Можно было взвыть волком. Но вместо Саньки на тесном подиуме взвыла певичка, местная заменительница Долиной и, наверное, Салтыковой, Овсиенко и Свиридовой. Она так старательно фальшивила, так вытягивала, когда требовалось оборвать ноту, и так обрывала, когда нужно было вытягивать, что Санька просто физически ощутил, как в голову возвращается густая обеденная муть.

-- Ваша отбивная! -- вырос сбоку со счастливым лицом официант.

Нечто коричневое, больше похожее на обжаренные ломти хлеба, чем на свиные отбивные, лежали на двух тарелках, соскользнувших с его подноса. Свежие помидоры оказались импортными, то есть твердыми и стеклянными, хотя в любом огороде Приморска висели сочные местные помидоры-красавцы.

-- Нам сказали, что у вас есть какой-то "Николашка", -- обратилась к официанту Нина.

-- Сделаем! -- вильнул он задом и уплыл на кухню.

-- А это... -- снова начал отказываться от гитариста Санька, и в этот момент из сумочки Нины раздались попискивания.

-- Тамагочи проснулся! -- объявила она. -- Его нужно кормить.

-- Кто?

-- Мой сынок -- Тамагочи.

-- Правда? -- сразу забыл обо всем Санька.

Под его ошарашенным взглядом Нина достала из сумочки белый брелок размером со спичечный коробок, перевернула, и Санька увидел квадратное окошечко-дисплей, в котором трепыхалось что-то круглое.

-- Ну, что, мой миленький, ну что, мой пупсеночек, проголодался?

-- сложив губки бантиком, ласково проговорила этому кружку Нина.

-- Сейчас твоя мамочка тебя накормит. Сейчас, мой миленький Тамагочи...

Пальчиком она несколько раз надавила на крайнюю кнопочку под дисплеем, и у кружка образовался разрыв. Санька придвинулся вместе со стулом чуть ближе и только теперь рассмотрел, что у кружка были глаза и нос, а разрыв на кружке изображал рот, через который вовнутрь кружка скользили черные точечки.

-- А что он ест? -- уже и себя начав ощущать сумасшедшим, спросил Санька.

-- Сегодня -- рис.

-- А вчера что ел?

-- Вчера ему было всего пять дней. Он ел только молочко. Из сосочки.

-- Он большой вырастет?

-- Вообще-то Тамагочи живет месяц. Потом умирает, -- горестно вздохнула она.

-- И эту штуку можно выбрасывать?

-- Нет. Если нажать вот эту кнопочку, Тамагочи снова родится. И снова его нужно будет кормить, водить гулять, мыть, воспитывать. А если после рождения за ним не следить, он вырастет злым, будет корчить рожи, ругаться и плохо себя вести. Прямо как человек...

-- Японцы придумали?

-- Да. В этом году. У них -- повальный бум на Тамагочей. Говорят, уже Америки достиг...

-- Я в Москве такое не видел, -- честно признался Санька.

-- Его мне Владимир Захарыч привез. С Майорки...

Электронный сынок зевнул и закрыл глазки.

-- Ему пора спать. А мы шумим, -- бережно, боясь качнуть брелок, Нина положила его в сумочку.

Замок, придерживаемый ее пальчиками, закрылся беззвучно. И тут же Нина и Санька вздрогнули от голоса официанта.

-- Ваши "Николашки"! -- поставил он на край стола тарелку.

На ней лежали дольки лимона. Левая половина каждой дольки чернела под слоем растворимого кофе, правая была белой от сахара.

-- Один немецкий турист нас научил. Года три назад. Гостям нравится, -- объяснил официант. -- Эффект невероятный! Не дает запьянеть.

-- Спасибо, -- шепотом сказала Нина, и Саньке до боли в висках захотелось выпить весь графин водки и не прикасаться к этим черно-белым "Николашкам".

Глава двадцать первая

СМЕРТЬ ТАМАГОЧИ

Из ресторана они вышли в двенадцатом часу ночи. На набережной было больше людей, чем днем, и вообще создавалось ощущение, что люди едут на юг не для того, чтобы загорать и купаться, а с одной-единственной целью -выпить по ночам как можно больше спиртного.

Разрекламированный "Николашка" вовсе не спасал от градуса. Густая местная водка клаксонами гудела в голове у Саньки. Казалось, что десятки автомобилей одновременно сигналят ему, чтоб он отошел в сторону. Санька так и сделал пару раз. Но вместо автомобилей, грозящих раздавить его, мимо прошли, пьяно раскачиваясь, такие же, как он, гости юга, и Санька перестал выполнять правила дорожного движения.

-- Я дала ему адрес вашего дома в Перевальном, -- после уже привычного молчания сказала Нина.

-- Кому?

-- Гитаристу.

-- Культуристу?

-- Нет, гитаристу... Он к нам подсаживался. Ты что, забыл?

Набережная качнулась. Примерно так же, как в тот день, когда он пытался усмирить ее роликами. Странно, подумал Санька, как это смог какой-то гитарист подсесть к их столику, если все так раскачивается.

-- А стулья были прибиты к полу? -- наморщив лоб, спросил он Нину.

-- Тебе нужно лечь, -- с интонациями врача посоветовала она.

-- А что, соскользнем?

-- Автобусы уже не ходят...

-- Тогда как в песне!.. У Мур... у Мюл... у Му-лер-мана! "А я по шпалам, опять по шпалам иду-у домой по привычке!" Пошли?

-- Тогда возьмем такси.

-- В этой дыре есть такси? -- икнул он.

-- Частный извоз есть. Это еще дешевле.

-- Дешевый сыр только в мышеловке! -- назидательно поднял он к

небу указательный палец и вдруг совсем близко увидел ее лицо.

На нем не было ни капли химии. Ресницы -- без туши. Губы -- без помады. Щеки -- без пудры и крема. Лицо казалось похожим на местный сочный помидор, выращенный без удобрений и химпрепаратов. Только помидор бледный, еще не вызревший.

Саньке вдруг стало безумно жаль Нину. Он лишь сейчас, спьяну, понял, что мрачный Буйнос никогда не откликнется на ее любовь, и не только потому, что парням да и мужикам тоже редко нравятся сухие, библиотечного вида девушки, лица которых похожи на бледные книжные страницы. Просто люди типа Буйноса ничего не делают из чувства. Их каждый шаг просчитан и выверен. И если он все-таки решится на женитьбу, то только с той, что может принести ощутимую выгоду. Особенно денежную. При Брежневе делали карьеру, выбирая себе в жены дочек, внучек или племянниц номенклатурщиков. Сейчас -- дочек, внучек или племянниц новых русских. Время сдвинулось, подход не изменился.