Андерс Рослунд - Возмездие Эдварда Финнигана

— Слушаю.

— Я понял, что ты не вполне осознал свою задачу.

— Можно и так сказать. Чтобы какой-то хрен, который корчит из себя политика, забирал у меня подследственного за границу, когда тут у меня в госпитале пострадавшего едва-едва откачали…

— Это я дал Винге твой телефон. Так что это я сформулировал задание. Так что…

— В таком случае тебе же прекрасно известно, черт побери, как я отношусь к этому вонючему дерьму.

— Так что это я тебе как начальнику полиции Центрального Стокгольма приказываю проследить, чтобы решение о высылке было выполнено.

— Ты сейчас в пижаме?

Эверт попробовал представить, как его шеф сидит на краю постели в бело-голубой полосатой фланелевой пижаме. Этот типчик не из тех, кто посреди ночи расхаживает по своему огромному дому одетым.

— Что?

— Ты понимаешь, что в мои обязанности не входит исполнение решений, за которыми стоят коррумпированные мерзавцы.

— Я…

— Кроме того, тебе, так же как и мне, прекрасно известно, что эта высылка означает для Фрая неизбежную смерть.

Начальник, которого звали Йорансон, откашлялся.

— Его отправят в Москву. Там ему не грозит казнь.

— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть.

Йорансон кашлянул снова, на этот раз громче, а голос стал резче.

— Ты можешь, скажем прямо, думать, как тебе угодно, Эверт. Когда находишься там, где ты сейчас. Дома. Но на службе ты подчиняешься приказам. Я прежде никогда тебе об этом не напоминал. И не стану впредь. Но если ты на этот раз не исполнишь мой прямой приказ, предупреждаю тебя, что в ближайшие дни тебе придется искать другую работу.

Гренс схватился за ручку балконной двери, открыл ее, высунулся наружу. Там было все так же холодно, но он словно не замечал мороза. Он сел на один из пластиковых стульев, стоящих там еще с осени. Сиденье обледенело, бетонный пол тоже. Его голые ноги почти закоченели, кожа словно липла к гладкой поверхности.

Небо было все в звездах.

Освещение в большом городе почти никогда не позволяет небу быть черным, но этой ночью оно было таким черным, как только возможно, и всякий яркий светлый предмет выделялся на нем. Это было красиво, и Гренс на пару минут залюбовался. Железная крыша, автомобили в отдалении, он подумал, что редко сидел вот так на балконе, и уж точно ни разу босиком зимней ночью.

Его нетрудно было разозлить. Злость вскипала в нем по нескольку раз на дню. Но на этот раз чувство иное, не обычная его ярость. Он был зол, напуган, разочарован, возмущен, сердит, он паниковал, чувствовал себя беспомощным — все сразу, вперемешку.

Гренс сидел на балконе, почти не шевелясь.

Наконец он понял, куда ему идти, по крайней мере сейчас.

Следующий час он проведет у телефона. Ему надо сделать несколько звонков. Набрав первый номер, он посмотрел на свои голые покрасневшие ноги и удивился тому, что странным образом не чувствует холода.

Был четверг, четыре часа вечера по американскому времени, когда Эдвард Финниган спустился в бар отеля в Западном Джорджтауне, где он поселился несколько часов назад. В принципе он останавливался здесь всякий раз, когда по служебным делам наведывался в город, и женщина с красивыми глазами и улыбкой Моны Лизы кивнула ему как знакомому, когда он спросил, свободен ли номер 504.

Норман Хилл уже сидел за столиком в дальнем углу, перед ним стоял бокал красного вина. Он был из тех, кто пил немного, зато дорогие вина, и знал все о годах их производства и процессе брожения, он говорил о винах с такой страстью, с какой другие о любовницах. Финниган обычно пробовал и вежливо расспрашивал, но ничего толком не понимал, для него алкоголь был лишь средством расслабиться, а какой сорт винограда этому способствует, совершенно не важно.

Хилл заказал еще один бокал вина из той же бутылки, которую сам выбрал. Финниган попробовал и прокомментировал, как положено. Потом он посмотрел на распечатку статьи для «Вашингтон пост», лежащую на столе, через несколько часов она пойдет в печать. Журналистское расследование — история о преступнике, приговоренном к смерти, но сбежавшем от исполнения приговора, и о требовании его выдать и вернуть в камеру. Финниган прочел, а потом внимательно выслушал рассказ Хилла о последних контактах с представителями шведского правительства и о постановлении местных властей, которое гарантировало, что Фрай уже на следующий день будет выдворен из страны.

— Из одной коммунистической страны в другую.

— А там?

— Терпение, Эдвард.

— Когда?

— В соответствии с меняющимся планом.

Эдвард Финниган поднялся, купил в баре сигару. Он пообещал Хиллу сперва допить вино, это был австралийский виноград, из какого-то виноградника возле Аделаиды, а как известно, настоящие ценители вина не мешают запахи и вкусы. Он закурил; когда опустеет бокал, может, он даже позвонит Алисе, он скучал по ней.

Хелена Шварц отреагировала именно так, как и опасался Гренс. Он разбудил ее и сынишку и услышал испуганный голос мальчика и сонный крик вдалеке. Он, конечно, предвидел, что разговор в четыре часа ночи получится именно таким, но рассудил, что другого выхода нет. Еще сидя на ледяном балконе, Гренс решил плюнуть на профессиональные правила, в том числе и на тайну следствия. Он сочувствовал жене Шварца: ее реакция на допросе — сперва злость и удивление, а потом понимание — вызвала его симпатию, поэтому он позвонил ей первой.

Хелена то плакала, то кричала на него, и он не останавливал ее. Ей тоже было ясно, что высылка на Восток — лишь политический маневр по пути на Запад. Она несколько раз прошептала «они не имеют права так поступать» и повторяла, что у них есть сын, что Джон доказал свою невиновность и что законы о выдаче исключают смертную казнь, а Гренс терпеливо слушал, пока она успокоится и замолчит.

Она попросила его подождать, ей надо сходить проверить сынишку и выпить воды, а потом они тихо говорили о чем-то, чего Гренс уже не мог вспомнить. И вдруг Хелена стала умолять его проводить Джона.

Поначалу Гренс не понял.

Проводить? Куда?

Хелена принялась объяснять, расплакалась и начала объяснять все снова.

Если теперь Джона выдворят из страны. Раз теперь комиссар уголовной полиции над этим не властен.

Она умоляет Эверта Гренса сопровождать ее мужа, и чтобы его коллеги тоже там присутствовали, тот молодой мужчина, такой приветливый, и та молодая женщина с чуть иностранной внешностью, которой Джон, кажется, доверяет.

Тогда, по крайней мере, его будут окружать знакомые лица.

Бар все еще был почти пуст — молодая парочка, сидевшая в обнимку через два столика от него, одинокий мужчина, читавший у окна газету и ждущий, когда ему принесут чизбургер и жареную картошку. Норман Хилл только что удалился — тощая фигура, упрятанная в серый плащ и шляпу, высота которой точно равнялась ширине. Эдвард Финниган заказал еще бутылку пива и чуть помедлил, держа мобильник в руке, а потом набрал номер.