Алексей Хапров - Наследник

Карпычев отшатнулся. В глазах старика снова появился безумный блеск.

— Ты должен пойти со мной, — внушающе отчеканил он, и повторил эту фразу еще несколько раз.

Карпычев обмяк. Старик положил руку ему на плечо и заговорил так, словно читал проповедь.

— Нам нечего бояться. Нас ждет только хорошее. Мы должны без тени сомнения отвергнуть от себя этот суетный мир, возвыситься над его приманками, сбросить с себя пороки рода людского, и обрести свободу. Этот мир не дает свободы. Мы все — его рабы. Мы всего-навсего игрушки в руках слепой и безжалостной необходимости.

Старик высвободил руки, широко раскинул их в стороны, и восторженно прокричал:

— Нас ждет свет! Нас ждет грядущее!

У меня по спине даже поползли мурашки. Я с боязливым изумлением наблюдал за ним. В этом человеке явно жил какой-то гипнотический дар, способный подчинить чужую волю. Сила его темперамента пробуждала самые потаенные уголки подсознания, и заставляла их проявлять себя с неукротимым неистовством. Мои ноги как-то сами по себе, вопреки моему желанию, сделали два шага вперед. Мне пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вырваться из лап ухватившей меня дьявольской силы. Я снова отступил назад.

Карпычев стоял, не шелохнувшись. Его глаза отрешенно смотрели куда-то в даль. Он был словно парализован фанатизмом старика.

Тот взял его за руку и проговорил:

— Пойдем со мной.

Карпычев покорно последовал за ним.

— Геннадий Матвеевич! — предостерегающе крикнул я.

Старик обернулся и зыркнул на меня так, что меня словно шарахнуло током.

— Женя, — глухо, с напряжением, словно с кем-то борясь, выдавил из себя известный актер. — Позаботься о Радике.

Они стали спускаться вниз. Я стоял и зачарованно наблюдал, как две темные фигуры постепенно растворяются в расстилавшемся по дну оврага тумане.

Прошло около часа. Карпычев со стариком не возвращались.

Туман в овраге перестал клубиться, и принял свой естественный бледноватый оттенок. Я ходил по краю склона и жадно прислушивался к доносившимся до меня звукам, пытаясь различить в них шум приближающихся шагов.

— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич! — громко звал я.

Но ответом мне было только эхо.

Хлынул ливень. Мне пришлось спрятаться в машине. Ненастье бушевало долго. Когда дождь, наконец, утих, я вылез наружу и продолжил поиски.

Я шел по периметру склона, не переставая выкрикивать имя-отчество известного артиста. Но он по-прежнему не отзывался.

В моей голове, словно испуганные летучие мыши, затрепыхали разные нехорошие предположения.

Сделав по склону полный круг, я решил спуститься вниз.

Боже, как это было страшно! Все вокруг представлялось мне угрожающим. Я весь покрылся потом. Дыхание стало прерывистым. Колени дрожали. Все тело бил озноб. Мое состояние приближалось к истерике. Я уже не просто кричал, я буквально вопил:

— Геннадий Матвеевич! Геннадий Матвеевич!

Но до моих ушей доносился только стук собственного сердца.

Пройдя по дну оврага от начала и до конца, я так никого и не встретил.

Измученный, растрепанный, вымокший до нитки, обмазанный грязью с ног до головы, я снова вышел к яблоневым садам. Карпычевская "Тойота" продолжала стоять на своем месте. На горизонте тем временем забрезжили первые лучи солнца.

Немного отдохнув, и дождавшись, пока посветлеет, я снова спустился в Голосов овраг. Я облазил его вдоль и поперек, осмотрел каждое деревце, каждый куст, каждую травинку, стремясь обнаружить хоть какой-нибудь след. Но все мои усилия оказались напрасны.

Я опять вернулся к машине. Присев рядом с ней, я обхватил руками подогнутые колени, и стал думать, что делать дальше.

Усталость и изнеможение буквально валили меня с ног. Я был голоден. Меня мучила тошнота. Голова болела. По лицу градом катился пот. Я пребывал в глубоком смятении, и чувствовал себя совершенно беспомощным.

Вдали показалась стайка ребятишек. Они шли и весело о чем-то переговаривались между собой, держа удочки на плечах. Очевидно, они направлялись на рыбалку. Поравнявшись со мной, они смолкли и, бросая на меня опасливые взгляды, резко ускорили шаг. Мой вид их явно чем-то напугал.

В моем ухе раздался раздражающий нервы писк. Я с размаху уничтожил усевшегося на щеку комара. И тут мне в голову стукнула мысль. А может, Карпычев со своим дедом на самом деле никуда не исчезали? Может, они дошли до другого края оврага, поднялись наверх, и, чтобы не возвращаться, направились пешком прямехонько домой, и уже давным-давно сладко посапывают в своих постелях?

Ободренный этой идеей, я прыгнул в машину.

Едва въехав в ворота, я опустил стекло и спросил заспанного Панченко:

— Карпычев с дедом вернулись?

— Нет, — позевывая, ответил он. — А чего это ты один?

Мое сердце словно рухнуло вниз.

Я поставил машину на место, заглушил мотор, и, не пускаясь со своим напарником ни в какие объяснения, прошел в дом.

В доме царила мертвая тишина. Было непохоже, чтобы здесь беспокоились о долгом отсутствии хозяина.

Я поднялся в свою комнату, скинул с себя грязную и насквозь промокшую одежду, прилег на кровать, чтобы собраться с мыслями, и даже не заметил, как меня сморил сон…

Я бежал по какому-то темному, сырому помещению, полному коридоров, и никак не мог выбраться из этого лабиринта. Я лихорадочно сворачивал то вправо, то влево, но передо мной неизменно вырастали серые обшарпанные стены и новые повороты. Мне хотелось кричать, но я почему-то не мог издать ни звука, словно во мне напрочь исчез дар речи.

Вдруг я увидел дверь. Я с надеждой бросился к ней, схватил за ручку и распахнул. Перед моими глазами предстал огромный зеркальный зал. В центре этого зала стоял человеческий скелет. Скелет затрясся. Его голые кости стали постепенно покрываться жилами. Затем на них появилось мясо, следом кожа. Его голова повернулась и посмотрела на меня. Я узнал лицо Карпычева…

— Эй! Эй! Поднимайся!

Я очнулся. Кто-то грубо и настойчиво тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел своего шефа.

Я приподнялся, помотал головой, выбрасывая из нее привидевшийся во сне кошмар, и протер глаза.

Чуть поодаль, у самой двери, стояла Катерина. На ее лице было такое отсутствующее выражение, что, казалось, она спит с открытыми глазами.

— Где Карпычев? — сурово спросил Баруздин и выжидательно умолк.

— Не знаю, — честно ответил я.

— Как это не знаешь? — повысил голос мой шеф. — Кто увозил его вчера вечером? Ты!

— Не знаю, — снова повторил я, и подробно рассказал о том, что приключилось накануне.

— Что за бред? — нарочито растягивая слова, с нескрываемым сомнением в голосе, произнес Баруздин, выслушав мою историю. — Как они могли бесследно исчезнуть? Ты уверен, что не перепутал сон с явью?