Деон Мейер - Пик Дьявола

Альберт-стрит перешла в Нью-Маркет, потом — в Странд. Интересно, подумал Гриссел, когда он начал вот так думать. Когда он миновал некий поворотный пункт? Может, это произошло в процессе расставания с иллюзиями? Он видел, как некоторые его сослуживцы поддавались соблазну; ему приходилось заковывать в наручники людей, считавшихся столпами общества… А может, все дело в его собственном падении? В осознании собственной слабости. В тот раз, когда он впервые понял, что пьян на работе, но решил, что это ничего, сойдет… А потом он поднял руку на Анну…

Не важно.

Как схватить мстителя? Вот что имеет значение.

У убийцы всегда имеется мотив. Какой мотив у мужчины с ассегаем? Почему он убивает?

Да есть ли у него хотя бы самый простой мотив? А может, к нему нужно подходить как к любому серийному убийце — мотив скрыт где-то, замкнут в поврежденных мозговых извилинах? Тогда дело совсем плохо; тогда до сути никак не добраться, тогда нет ниточки, за которую можно ухватиться и тянуть, пока не вытянешь побольше и не начнешь разматывать клубок.

Когда имеешь дело с серийным убийцей, главное — терпение. Нужно тщательно изучить биографию каждой жертвы, внимательнейшим образом осмотреть каждое место преступления. Составить профиль предполагаемого убийцы, собирать самые мельчайшие улики и терпеливо складывать кусочки мозаики, ожидая, пока сложится цельная картина. И надеяться, что картинка сложится и что она будет отражать реальность. И ждать, пока преступник совершит ошибку. Ждать, пока его самомнение не взлетит до небес, он потеряет осторожность и наследит: оставит отпечаток протектора, частицу семени, не сотрет отпечаток пальца. А может, тебе просто повезет и ты случайно подслушаешь болтовню двух медсестричек о любителе клеить дамочек в супермаркете. Ты поставишь на кон все, и в первую же пятницу, когда ты закинешь наживку, на нее клюнет крупная рыба.

В прежние времена много говорили о том, что Бенни везет. Коллеги качали головой: «Господи, Бенни, дружище, ну и везунчик же ты, мать твою!» — и ему это надоело. Ему никогда не «везло» в общепринятом смысле слова — просто у него было чутье. И хватало смелости следовать своему чутью. В те дни ему позволяли так поступать.

— Действуй, Бенни! — говорил, бывало, его первый босс, начальник отдела убийств и ограблений полковник Вилли Тил. — Главное — результат, остальное не считается.

Тощий как скелет, Вилли Тил, о котором покойный толстый сержант О'Трейди говорил: «Анорексия милостью Божией». В те дни Уголовно-процессуальный кодекс считался лишь приблизительным руководством к действию, и им пользовались как кому удобно. Сейчас О'Трейди в могиле, у Вилли Тила рак легких и полицейская пенсия, а если ты не зачитаешь подонку его права перед арестом, судья отпускает его.

Но тогда их методы были частью системы, система создавала порядок, и это было хорошо; если бы только он мог навести порядок и в своей жизни! Вроде бы все должно быть просто, ведь руководство к действию алкоголика — «Двенадцать шагов».

Черт! Почему он не может слепо следовать им? Почему не может слушаться не думая? Почему у него сосет под ложечкой, почему его охватывает отчаяние, когда он читает «Шаг второй», в котором говорится: «Ты должен верить, что Сила более могущественная, чем ты сам, исцелит тебя от алкогольного безумия?»

Он повернул направо, на Бейтенграхт, припарковался. В сумерках ярко светила неоновая вывеска: «У пожарного». Зюйд-ост дул в лицо, словно пытаясь отогнать его, но он уже вошел в дверь, и вот знакомая картина, знакомые ощущения — приятное тепло, запах сигаретного дыма и пива, которое годами по капле расплескивали на ковер. Дух товарищества — широкие плечи, склоненные над кружками, по телевизору в углу показывают лучшие моменты крикетного чемпионата. Гриссел немного постоял на пороге, позволяя здешней атмосфере окутать его.

Как будто домой вернулся! Его охватило острое желание присесть к деревянной стойке, заляпанной разноцветными пятнами. Заказать бренди с кока-колой. Сделать первую глубокую затяжку, почувствовать, как мозг вибрирует от удовольствия и по телу разливается приятное тепло. Всего одну рюмочку, уговаривал мозг. И тут он сбежал — хлопнул дверью и быстро зашагал прочь. Его затрясло; он ведь прекрасно знал, что значит «всего одна рюмочка». Он торопливо подошел к машине. Надо сесть, заблокировать дверцу и уехать. Немедленно!

Зазвонил его телефон. Он схватил трубку уже дрожащей рукой:

— Гриссел.

— Бенни, это Матт.

— О господи! — почти неслышно прошептал он.

— Что?

— Ты вовремя.

— Не понял…

— Я… м-м-м… как раз ехал домой.

— Я в кабинете начальника полиции. Можешь сюда приехать? — Судя по его интонации, он намекал: «Ни о чем не спрашивай, я сейчас не могу разговаривать».

— Каледон-сквер?

— Да.

— Сейчас приеду.

Он позвонил Кейтеру и сказал, что обстоятельства изменились.

— О'кей.

— Поговорим завтра.

— О'кей, Бенни.

В кабинете начальника полиции было четверо. Гриссел знал лишь троих — самого начальника полиции провинции, начальника уголовного розыска Джона Африку и Матта Яуберта.

Четвертый протянул ему руку:

— Здравствуйте, инспектор, меня зовут Ленни Легран, я член парламента.

Гриссел пожал протянутую руку. На Легране был темно-синий костюм и ярко-красный галстук, похожий на термометр. Его пожатие было холодным и крепким.

— Мне очень неприятно, что пришлось побеспокоить вас в такой поздний час; я слышал, у вас выдался нелегкий день. Садитесь, пожалуйста; надолго мы вас не задержим. Как продвигается расследование?

— По плану, — ответил он, бросая на Яуберта умоляющий взгляд: «Выручай!»

— Инспектор Гриссел продолжает знакомиться с материалами дела, — сказал Яуберт, когда они все расселись за круглым столом.

— Естественно. Инспектор, позвольте перейти прямо к делу. Я обладаю сомнительной привилегией, поскольку являюсь председателем парламентского комитета по вопросам правосудия и политического развития. Как вы, наверное, знаете из сообщений СМИ, сейчас мы готовим новый законопроект о сексуальных преступлениях.

Гриссел понятия не имел о сообщениях СМИ, но тем не менее кивнул.

— Отлично! Так вот, одним из пунктов законопроекта предусматривается создание реестра лиц, совершивших преступления на сексуальной почве, куда войдут все, когда-либо осужденные за такие преступления, — насильники, педофилы и так далее. Мы хотим, чтобы этот реестр был доступен широкой публике. Понимаете? Тогда, например, родители, записывая ребенка в школу-интернат, будут уверены, что не отдают его в лапы педофила.

Откровенно говоря, данная часть законопроекта весьма спорна. Наши противники заявляют, что подобные списки нарушают конституционное право граждан на частную жизнь. По данному вопросу разделились мнения различных партий. На настоящем этапе дело выглядит так, будто мы пытаемся протолкнуть законопроект, но мы обладаем незначительным большинством. Уверен, вы уже начали понимать, зачем я здесь.