Деон Мейер - Пик Дьявола

Тут он вспомнил о фотографии и, повинуясь безотчетному порыву, вскочил с дивана и зашарил глазами по комнате. Потом вспомнил. Снимок оказался у него в кейсе. Он взял его и снова лег, не выключая света. Рассмотрел снимок. Бенни, Анна, Карла и Фриц.

Наконец он встал, пошел в спальню и поставил фотографию на подоконник в изголовье кровати. Потом принял душ. Телефон зазвонил, когда он намыливался. Оставляя мокрые следы, он прошлепал к кровати и нажал «Прием». Вдруг это Анна?

— Гриссел слушает.

— Бенни, это Клуте. Воскресные приложения сводят меня с ума, — без всякого предисловия заявил пресс-секретарь полицейского управления.

— Ну, пошли их к черту.

— Не могу. Я обязан сотрудничать с ними.

— Чего хотят эти стервятники?

— Хотят знать, не Артемида ли Лоуренс.

— Не она ли Артемида?!

— Ну, ты понимаешь. Не Артемида ли убил или убила Лоуренс.

— Мы не знаем, как зовут преступника.

Клуте заметно разозлился.

— Орудие преступления то же самое, Бенни?

— Да, орудие преступления то же самое.

— И характер раны такой же?

— Да.

— Можно им сказать?

— От этого ничего не изменится.

— От этого многое изменится в моей жизни, — возразил Клуте. — Тогда стервятники, как ты их обозвал, перестанут мне названивать. — Он отключился.

Без трех минут десять он, как чужой, позвонил в дверь собственного дома. Открыв, Анна сразу спросила:

— Бенни, ты трезвый?

— Да, — ответил он.

— Точно?

Он посмотрел жене в глаза — пусть знает, что одного «да» достаточно. Она выглядела хорошо. Сделала что-то с волосами. Они стали короче. На лице косметика, губы красные, блестящие.

Она не спешила.

— Сейчас позову детей.

Гриссел собрался было войти, но она захлопнула дверь у него перед носом. Ошеломленный, он стоял за дверью; его окатила волна унижения. Он низко опустил голову — на случай, если выйдут соседи и увидят его в таком положении. Все сразу поймут, что его выставили из дома. Их улица — как деревня.

Дверь открылась, и к нему бросилась Карла, обняла его за шею и сказала:

— Папочка! — как она делала, когда была маленькая. От ее волос пахло клубникой.

— Доченька! — Он прижал ее к себе.

На пороге он увидел Фрица с рюкзаком в руке.

— Здравствуй, папа, — с трудом выговорил мальчик.

— Привет, Фриц.

— Привези их в шесть, — сказала Анна, стоящая за сыном.

— Хорошо, — кивнул он.

Она закрыла дверь.

Для кого она так прихорашивалась? Какие у нее планы на сегодня?

Карла была слишком говорлива, слишком оживленна, а Фриц, который сидел сзади, не произнес за всю дорогу ни единого слова. В зеркало заднего вида Гриссел наблюдал, как мальчик без всякого выражения смотрит в окошко. В профиле Фрица он угадывал черты Анны. Интересно, о чем Фриц сейчас думает. Вспоминает о последней ночи, когда отец был дома и ударил мать? Ну как это поправить? А Карла все болтала о том, что скоро выпускной вечер, об интригах — кто кого пригласил. Как будто она могла обеспечить успех сегодняшнего дня в одиночку.

— Может, пообедаем в «Шпоре»? — предложил он, когда Карла ненадолго замолчала, чтобы отдышаться.

— Идет, — тут же откликнулась дочь.

— Мы ведь уже не дети, — возразил Фриц.

— Дурачок, «Шпора» — семейный ресторан! — крикнула Карла.

— «Шпора» для маленьких, — фыркнул Фриц.

— Ну, — сказал Гриссел, — тогда ты выбирай. Куда скажешь, Фриц, туда и поедем.

— Мне все равно.

Когда они добрались до его квартиры, он подумал, что она покажется детям ужасной. Маленькая, голая: папина тюрьма. Он отпер дверь и отошел в сторону, пропуская их вперед. Карла сразу же побежала вверх по лестнице. Фриц остановился на пороге и стал рассматривать гостиную.

— Круто, — сказал он.

— Правда?

— Холостяцкое гнездышко, — ответил сын. — Пап, а телевизора у тебя нет?

— Нет, я…

— У тебя просто чудесно, папа! — крикнула Карла с верхней площадки.

Потом зазвонил его мобильник; он снял его с пояса и сказал:

— Гриссел.

Он услышал голос Джейми Кейтера:

— Можно мне подъехать с рапортом к вам домой? Где вы живете?

Грисселу так или иначе пришлось бы беседовать с Кейтером, несмотря на то что не хотелось приглашать его к себе. Он сухо продиктовал адрес и отключился.

— Сегодня мне придется немного поработать, — объяснил он детям.

— Что за работа?

— Одно дело. Сейчас сюда заедет мой напарник.

— Что за дело, папа? — спросила Карла.

— Дело парня, который закалывает людей ассегаем.

— Круто, — обрадовался Фриц.

— Артемида?! Ты ведешь дело Артемиды? — взволнованно спросила Карла.

— Да, — ответил он.

Интересно, обсуждала ли она раньше его работу с друзьями. Раньше, когда он был трезвый.

Карла уселась на новый-старый диван, не обращая внимания на пятна, и заявила:

— Но ведь убийца — не парень. По телевизору говорят, это женщина. Артемида. Она мстит всем, кто обижает детей.

— Это мужчина, — сказал Гриссел, садясь в кресло напротив сына.

Фриц закинул ноги на подлокотник, вытащил из рюкзака журнал «Компьютерные игры» и принялся листать страницы.

— А ты уже знаешь, кто это, папа? — Карла казалась разочарованной.

— Нет.

— Тогда с чего ты взял, что он — мужчина?

— Крайне невероятно, чтобы это была женщина. Серийные убийцы обычно мужчины. Женщины почти никогда не пользуются…

— Шарлиз Терон была серийной убийцей, — сказала Карла.

— Кто?

— Она получила «Оскара».

— За что? За убийства?

— Папа не знает, кто такая Шарлиз Терон, — буркнул Фриц, не отрываясь от журнала.

— Нет, знает, — возразила Карла, и оба посмотрели на него, желая, чтобы он разрешил их спор.

Гриссел понял: настало время сказать им то, что он должен сказать. Утром, перед поездкой в Бракенфелл, он долго репетировал предстоящий разговор с детьми.

— Я алкоголик.

— Папа…

— Погоди, Карла. Есть вещи, которые мы с вами должны обсудить. Рано или поздно. Притворяться нет смысла.

— Мы знаем, что ты алкаш, — сказал Фриц. — Знаем.

— Заткнись! — велела брату Карла.

— Чего ради? Мы только и делали, что затыкались, а что толку? Теперь они разводятся, а папа пьет как рыба.

— Кто сказал, что мы разводимся?

— Папа, он сам не знает, что говорит…

— Мама сказала, что мы разводимся?

— Она сказала, что разрешит тебе вернуться, когда ты бросишь пить. А мы знаем, что ты не можешь бросить пить. — Лицо Фрица снова спряталось за страницами журнала, но он улавливал в голосе сына гнев. И беспомощность.

— Я уже бросил.

— Папа не пьет уже восемь дней, — сказала Карла.

Фриц неподвижно сидел, прикрывшись журналом.

— По-твоему, я не смогу бросить?

Фриц с шумом захлопнул журнал.

— Если бы ты хотел завязать, почему не сделал этого уже давно? Почему? — Казалось, мальчик вот-вот расплачется. — Почему ты вытворял все это, папа? Почему ты ударил маму? Ругал нас. Думаешь, приятно видеть своего отца таким?