Степан Янченко - Утраченные звезды

— Отсюда, товарищи рабочие, ваших детей вместе с вами лишили не только права на труд, но и права на будущее. Это же должны понять и вы, уважаемые студенты, что так же, как ваши отцы и матери, вы обречены на безработицу. Перед вами нет ясного и определенного будущего, вы лишены не только возможности, но и права уверенно строить свою жизнь. За всем этим стоит необходимость проникнуться мыслью, что нельзя соглашаться с тем положением, какое либерал-демократами создано для человека труда. Необходимо всем нам вспомнить, что в России в недавнем прошлом была совсем другая жизнь, в которой люди имели все гражданские и человеческие права на полноценную гармонически наполненную жизнь. Нам следует так же вдуматься в то, что той жизни мы были лишены обманным, насильственным порядком, к огорчению, с нашего общего одураченного молчания. Я сегодня ни к чему не буду призывать вас, надеясь, что вы всё понимаете сами, а если чего недопоймете, обратитесь к истории рабочего революционного движения в России. Единственное, к чему я хочу призвать вас сегодня — это к единению, это к солидарной поддержке рабочими студентов, студентами — рабочих, в таком единении перед нами никто не устоит. А митинги и служат такому единению, наращиванию наших сил… Спасибо за внимание, — закончил профессор и отступил, освобождая место. Ему долго и дружно аплодировали

За ним выступил представитель организации компартии и предложил принять резолюцию митинга. В резолюцию вписали все, о чем говорилось на митинге, а в заключение выразили недоверие президенту и его правительству. За резолюцию голосовали единогласно, а кто не голосовал, его не было видно за лесом рук. Расходились с митинга неспеша под звуки песни Вставай, страна огромная, которая гремела из громкоговорителя призывным набатом.

Золотаревы с площади пошли пешком, шли медленно и некоторое время помолчали, оставаясь под впечатлением митинга, думая об услышанном.

Весна на глазах, за каких-нибудь два часа еще больше позеленила, помолодила город, и солнце улыбалось работе весны с теплой лаской. Белые, округлившиеся по-весеннему облака, проплывали в небе так высоко, что тени от них, казалось, не достигали земли, на которой дружно расцветала жизнь. Жаждала расцвета и душа человеческая. Но, увы, невидимая сторонняя сила, чуждая весне обновления, давила на душу, и людям под этим гнетом дышать становилось все труднее, и было такое ощущение, что еще немного и человек задохнется.

— Ты не жалеешь, Танюша, что я завлек тебя на митинг? — спросил после продолжительного молчания Петр и взял жену под руку, и этот его жест был осторожный, как давно забытый первый жест любви, и этот порыв к близости не был простым проявлением любви, а был движением к ней как проявлением чего-то значительного, еще не проявившегося со всей четкостью, но уже ощутимого. Может быть, на этот раз это была благодарность за единомыслие, за слияние чувств.

— Что ты, Петя, — живо отозвалась Татьяна, заглядывая ему в лицо и отдаваясь воле его руки. — Мне было радостно поприсутствовать на митинге, я почувствовала себя участницей большого общественного события.

— А я на митинге, знаешь… как-то приподнялся сам над собой, — с некоторой откровенной радостью сказал Петр. — Очень хорошо, что на митинг к нам, рабочим, пришли и учителя, и медики, и студенты, и институтские преподаватели… Правильно профессор сказал, что надо всем объединяться и поддерживать друг друга. А на митинге, видишь, все вместе стоят плечом к плечу, в общий ряд выстраиваются.

Постепенно группы расходившихся с митинга людей таяли, разбредались по улицам и переулкам. И на улицах стала вновь видна обыденная будничная жизнь. На остановках троллейбусов и автобусов толпились люди с лопатами, тяпками, ведрами — спешили на огородные участки. И было горько и обидно видеть в этот яркий праздничный день, как навалившаяся забота о пропитании на предстоящую зиму заставила людей не только не замечать светлого праздника, а просто отодвинуть его от своей жизни. Петр от таких мыслей поморщился и покрутил головой. А Татьяна вдруг сказала:

— Понимаешь, Петя, митинг мне запал в душу; хорошо, что люди собрались на него в праздничный день и нашли там единомышленников, увидели, что в своей беде и со своими тяготами не одиноки и что в городе можно найти поддержку, как сказал наш заводчанин, — она вдумчиво взглянула на мужа, минуту помолчала, затем вновь проговорила:

— Все это хорошо, только все же главное что-то не было сказано.

— Что именно? Вроде как обо всем поговорили, — осторожно возразил Петр.

— В том-то и дело, что обо всем поговорили, а что дальше? Что будет дальше? С нами рабочими, с детьми нашими? — спрашивала Татьяна больше сама себя, растерянно глядя на Петра.

— Как же? Резолюцию приняли с недоверием Ельцину и правительству… Если будет упорствовать и не подаст в отставку, на следующих выборах не голосовать за него… — как-то старался Петр разубедить жену, чувствуя, однако, свою неуверенность.

— Приняли нашу резолюцию — ну, и что? Они, Ельцин и его прислужники, сами, наверняка, знают, что большинство народа ими недовольно и не доверяет им, а они продолжают властвовать и делать свое дело без народного доверия, похоже, с ненавистью к нашему советскому прошлому. И директор наш делает свое дело, скупил почти все акции и стал хозяином завода, — оживляясь, торопливо говорила Татьяна.

— Прикинь, что получается у нас на заводе: директор — хозяин, владелец завода, народного добра — общих средств производства, общего труда рабочих. Теперь у него одна забота, чтобы каждый рабочий был ему в прибыль. Выгоду государству он подменил выгодой для себя, равно как и рабочий нужен ему, пока прибыль дает. Так и Ельцин нас эксплуатирует! Нужны мы ему, когда избираем его, а избрали — он продолжает свое корыстное дело, и о народе говорит постольку, поскольку ему выгодно… Вот почему я говорю: митинг провели, на жизнь свою еще раз сообща посетовали, вроде как виновников нашли нашего бедственного положения и бесправия — а что дальше? Кто скажет что дальше? — какой уже раз спросила Татьяна мужа.

Петр, конечно, не имел ответа на такой вопрос, точно так же, как не имела ответа и Татьяна, и вопрос остался без ответа, и где его найти, и какой должен быть ответ — все это повисло перед ними в воздухе

Проба сил

Праздничные майские дни у Золотаревых прошли за городом на садово-огородном или, по-иному, на дачном участке, а дети погостили у бабушки, освободив маму от забот на целых десять дней. Май в эти дни расщедрился и одарил людей погожим теплом. И Татьяна в свое удовольствие поработала на грядках и с цветником позанималась и совсем позабыла свои городские невзгоды. Она хорошо загорела, поздоровела телом и духом. После загородного времяпрепровождения ей очень не хотелось возвращаться к своей городской жизни с ее неразрешимыми проблемами и непроходящими тяготами безработицы и унизительного нищенства. Нищенство при духовном богатстве культурного, образованного, профессионально подготовленного для творческого труда, молодого, физически и нравственно здорового человека — может ли быть более кощунственное издевательство над человеческой личностью только за то, что она принадлежала к числу советских людей? — спрашивала кого-то Татьяна.