Степан Янченко - Утраченные звезды

— Нет, не платил, а что это такое — местовое?

Егорченков расхохотался от рыночной непросвещенности Петра.

— А это оплата вот этой рыночной площади, какую я занимаю, вроде как за аренду.

— И сколько ты платишь? — последовательно постигал рыночные порядки Петр, удивляясь тому, что на рынке могут быть еще другие законы, кроме закона, выражаемого вопросом и ответом — сколько стоит товар.

Егорченков рассказал о стоимости торгового места и о мытарствах с получением и владением этим местом и добавил:

— Так что тебе будет выгоднее твой товар сдавать на продажу мне, — я его сбуду — тебе выгода и мне что-нибудь на руку перепадет, рассмеялся Егорченков. — Почем будем продавать — приценился?

— Не знаю, сегодня таким товаром никто не торгует, как-то видел, но не придал значения цене, — растерянно от своей рыночной беспомощности проговорил Петр.

Егорченков, конечно, знал почем на рынке идут такие изделия как черенки, он все знал о рыночных колебаниях цен, эти сведения бабочками порхали над товарами от продавца к продавцу, но промолчал не в силу рыночной хитрости, а от неизвестности того, что у него самого получится.

— Будем продавать, конечно, как подороже, сориентируемся и по спросу, по ходовитости товара, так сказать. Но с тебя, как на рынке заведено, десять процентов, что и будет моей выручкой от услуги, — Егорченков, лукаво блестя цыганскими глазами, добавил:

— Закон рынка.

— Согласен, — махнул рукой Петр и пошел из ряда продавцов, не очень надеясь на удачу. Но остановился недалеко, чтобы слышать, как его посредник будет торговать, и самому поучиться. Перед ним в ряд были разложены товары на подстилках по земле, на ящиках, на низких столиках, и на каждом месте, вроде как за верстаком или за станком, стоял такой же, как Егорченков, бедолага. Себя Петр сейчас не относил к бедолагам — он был все же производитель, пусть даже черенков.

Петр вдруг услышал, как Егорченков торговал его черенками.

Как отдать… не по-моему, не по-твоему… Дорого — иди поищи дешевше где их, такие черенки найдешь? Смотри: гладенькие, крепенькие, легонькие… Не пожалеешь, спасибо еще скажешь… На здоровье, пашите землицу, нынче лопата — самое подходящее индивидуальное орудие землепашца — ни овса, ни дизтоплива не требует.

Золотарев поспешил отойти подальше и прошел между рядов с одеждой, обувью, парфюмерией, обошел один круг, а потом и другой, удивляясь обилию вещей, разложенных и развешанных в палатках, на стойках. И вдруг он почувствовал, что это обилие чужеземных товаров как-то удручающе давит на него. Он прошел еще круг, присмотрелся и понял, что его давило не обилие товаров, а угнетающее однообразие, серое одноцветье, из которого трудно что-нибудь выбрать по душе и по цене. Затем Петр снова вышел к скобяным рядам, где была выброшена всякая мелочевка. И здесь, несмотря на разнообразие, все было собрано из отработанного, устаревшего, и мужики, стоявшие подле такого товара казались отработанными.

— Вот и разбежался твой товар, — весело встретил Петра Егорченков. А беспечной бодрости он никогда не терял, видать, неунывающий он был человек, может, действительно, в нем было что-то от цыганской крови.

— Получи твою выручку, за вычетом моей десятой доли и иди обмывай первую вылазку на рынок. Давай очередную партию твоего товара. Хотя неудобно, однако, мне у тебя выцыганивать десятую штуку, ты уж лучше сам где-либо за углом рынка черенки свои продавай. А спрос на них имеется, как видишь, по паре штук сразу берут.

— Нет уж, я согласен с тобой на таких паях сотрудничать — я делаю, ты — продаешь. Все равно тебе стоять, — предложил Петр. Так и состоялось у них рыночное сотрудничество.

И Петр принес домой первую торговую выручку от продажи своего труда по свободным ценам и пожалел, что пока не получилось у него беспрерывной заготовки материала для обработки черенков.

Но рыночное занятие не рисовалось ему радужным, оно могло быть только подспорьем, как временный выход из положения. Он все-таки еще надеялся, что общее положение должно измениться и повернуться лицом к нему, рабочему человеку, хотя признаков к этому он не видел.

Так поняла его занятие и Татьяна, когда приняла от него деньги, и не слеза радости затмила ей глаза, а слеза неизбывного горя, непроглядной беспросветности их жизни и стыда. Именно стыда перед тем, что он, высокого класса мастер, и она, опытный инженер-конструктор, вынуждены зарабатывать на пропитание детям и себе подторговыванием на рынке какими-то мелкими случайными поделками. Слеза выкатилась из уголка глаза по носу. Татьяна поспешно украдкой от мужа смахнула ее и с напускной наигранностью в голосе сказала:

— Вот, как раз за квартиру хватит заплатить, пришло время, — но она не сказала, что к подорожавшей плате за квартиру и за электроэнергию придется еще добавлять столько же, сколько принес Петр.

Подвернулся подряд

Следующие двое суток май поливал землю дождями, видно, по правилам природы перед тем, как расцвести в полную силу, земля должна была хорошо обмыться и напиться теплых вешних вод, и май отпустил ей всего этого с майской своей щедростью. Земля постаралась побольше ухватить майского дара, так что, когда утром солнце взошло на чистое, обмытое до блеска небо, оно не застало ни одной лужицы на земле — все было выпито, теперь, солнце, давай только тепла. И люди в первый час дождя полюбовались на весенний первый гром и на кривые яркие росчерки молний, а потом понаслаждались мощным, ровным, глубоким шумом дождя, и было так радостно думать, что хороший майский дождь — это к щедрости и ласке лета.

Эти два дождливых дня поработал в гараже, обтачивая черенки. Работа сама по себе для него уже стала нехитрая, но станок был несовершенный и требовал сноровки и приноровленности, а такой труд, когда дело оказывало сопротивление, всегда увлекал Петра на творческие поиски, и он забывал о своей безработице и о рыночном местовом.

Солнечным утром Петр вынес черенки на просушку, намереваясь завтра нести на рынок. В это время к нему подошел сосед по гаражу Федор Песков, мужчина одинаковых лет с Петром, с веснушчатым лицом, облысевшее надлобье тоже было в краплинах веснушек, и, хотя его осанка еще несла на себе самоуверенность, чувствовалось, что на его физическом и моральном состоянии лежит какой-то груз, и голубые глаза его выражали болезненное беспокойство.

— Привет соседу, — окликнул он Петра и, подойдя, подал потную руку. — Гляжу, и ты, никак, предпринимательством занялся.

— А что делать? Хотя какое это предпринимательство? Мое занятие не подходит под такое определение, — сказал Петр, приглашая соседа присесть, — А ты уже руку набил на предпринимательстве?