Анатолий Ковалев - Удар шаровой молнии

Дом-колодец, выстроенный в прошлом веке имел шесть подворотен. Марк обошел все, но сегодня здесь было пусто. Он присел на корточки возле знакомого подъезда и закурил. Клочок неба грязного оттенка не предвещал ничего хорошего. И вот уже теплая капля упала ему на губу. А другая закатилась за ворот рубахи.

Марк решил переждать дождь в подъезде, но не успел сделать и шага. Он всегда чувствовал на себе чужой взгляд, и на этот раз тоже не ошибся. В открытом окне четвертого этажа он увидел бледное лицо парня. Воспаленные глаза теперь о чем-то просили, даже не просили, а умоляли.

- Можно вас на минутку? - негромко сказал Майринг, но тот услышал.

- Меня? - почему-то обрадовался парень.

- Вас.

- Я сейчас спущусь!

Дождь уже разыгрался не на шутку, и Марк опрометью бросился в подъезд напротив. Он сразу отметил про себя, что окно, у которого торчал парень, выходит прямо на окна квартиры Виктора.

У него было лицо, изъеденное оспой, болезненного, зеленоватого оттенка, приплюснутый нос и круглые зелено-карие глаза, слегка навыкате.

- У вас есть доза?- первое, что спросил парень.

Майринг отрицательно покачал головой, ему сразу все стало ясно.

- Ну хотя бы "косячок"?-не отставал тот.

- Вы наверно, принимаете меня за другого...

- А где Витя? Куда он делся? У него всегда была доза. Он что, завязал? Поменял квартиру? Там теперь живет какая-то баба с ребенком. Он говорил, что завяжет, да никто ему не верил. Разве от такого заработка отказываются в наше время? Вы его друг?

- Родственник.

- Ах, родственник... Тогда вы вряд ли дадите его новый адрес. - Парень опустил голову и промямлил себе под нос: - Ну, конечно, с такой красоткой можно завязать...

- О чем вы? - не понял Майринг.

- Я как-то видел в его окне девушку необыкновенной красоты. Таких только в кино показывают. Она держала в руке бокал с вином. А Витя сидел на диване. Потом она задернула шторы. Я тогда подумал: "Если женится - обязательно завяжет". Он женился на ней? Нет - ну и дурак! Может, все-таки скажете его адрес?

- Витя уже месяц как на кладбище, - само собой вырвалось у Марка.

Это произвело впечатление на парня, он даже отступил на шаг и еще сильнее выкатил свои круглые глаза.

- Его убили?

- Говорят, самоубийство, но верится с трудом. Вы могли бы поподробней рассказать о той а Девушке?

- А что рассказывать? Все, что видел, рассказал.

- Какая она из себя?

- Беленькая такая, загорелая, и фигура, по-моему, что надо. Конечно, насколько я успел заметить... .

- Понятно. На иностранку похожа?

- Черт ее знает! Я же с ней не разговаривал. А внешне сейчас хрен отличишь! Некоторые наши бабы так разоденутся!.. Я одну такую знаю. Моя бывшая одноклассница. Ночью подрабатывает на Невском. Но по красоте она сильно уступает той, Витиной девице. В той чувствовалась порода.

- Что это значит?

- Не знаю, как объяснить. Я ее видел несколько секунд, а запомнил на всю жизнь. Движение руки, осанка, взгляд, улыбка, во всем что-то аристократическое, что-то не здешнее, что-то не сегодняшнее. Я, извините, художник и кое-что в этом понимаю. Может быть, иностранка, - он пожал плечами и неожиданно спросил: - А вы ее подозреваете?

- Я никого не подозреваю, просто хочу разобраться. Когда вы видели в окне эту девушку?

- Спросите что-нибудь полегче. Время для меня не имеет никакого значения. Я могу ходить под "дурью" неделями, даже месяцами. Помню только, что было лето и были белые ночи, а вот год точно не скажу.

- Виктор жил здесь не больше года, - помог ему Майринг.

- Может, все-таки найдется "косячок", - уже без надежды в голосе поинтересовался парень.

- У меня друг работает в наркодиспансере, могу устроить, - в свою очередь предложил Марк.

- Спасибо. Я уже один раз лечился. Как видите - беспомощно развел руками тот.

- На всякий случай я оставлю вам телефон...

Майринг еще долго просидел в своем новеньком "форде", положив голову на руль. Да, во время их последней встречи Виктор рассказал ему о своем бизнесе. И пообещал, что завяжет, как только разделается с кредитором, займется чем-то созидательным. Именно так и выразился: "Мне надоело разрушать, пора заняться чем-то созидательным". Марку хотелось верить в искренность брата, хотя он прекрасно понимал, что всегда идеализировал Виктора. И даже сейчас, после встречи с этим опустившимся парнем, он вспоминал не тот тягостный разговор в аптеке, а их фантастическую встречу на Университетской набережной, уютный кабак на Первой линии с примитивной живописью на стене: морячки и раки. Они тоже заказали раков и пива. И болтали без умолку несколько часов. Брат излучал обаяние, острил, вспоминая своих родителей, все-таки укативших за границу, с теплотой отзывался о студенческих годах, с грустинкой говорил о Питере, таком прекрасном и таком жестоком, и о своей мечте купить квартиру в Петергофе и завести кучу ребятишек. "Я бы гулял со своим огромным семейством среди фонтанов и с важным видом рассказывал анекдоты из петровских времен. Дети любят фонтаны и всякие-разные истории..."

"Он был в тот вечер спокоен и весел, а значит, пуст. - размышлял Марк. - Наверняка сбывал ои страшный товар в университете и в Академии Художеств".

В душе Майринга никак не могли ужиться два разных Виктора.

В душе Аиды накапливалось раздражение. Родион все чаще разочаровывал сестру. В детстве она считала его своим ангелом-хранителем, думала, что когда-нибудь он станет для нее главной опорой в жизни. Она, конечно, приписывала ему много чудесных качеств, которыми в действительности он не обладал. Милый, любимый Родька на глазах превращался в слизняка, в какую-то древнегреческую плакальщицу. Ему уже перевалило за тридцать, а живет за ее счет, в ее квартире. Мизерную зарплату полностью тратит на книги. Создал свой маленький мирок из фолиантов с клопами под музыку "гранж". Впрочем, грядут перемены: Родион вздумал жениться. Он привел в ее дом какую-то оборванку, хиппарку со стажем, и зовет ее Аленушкой. Аленушке скоро стукнет тридцать, она ходит почти босиком, подметает юбкой тротуары, носит хайратник и смотрит на всех как юродивая. Эта дура сочиняет декадентские стихи в прозе и всерьез причисляет. себя к питерской богеме. Они с Аленушкой запираются в его комнате и всю ночь трахаются под "Нирвану". Музыка для слабых! Музыка для нищих!

У Аиды совсем другие вкусы. Ее комната просторна, по-японски лаконична. Здесь хорошо дышится. Ее книги - словари, ее музыка - "хард", "металл", "готик". Музыка, которая будоражит, окрыляет, приводит в исступление. Гитарный драйв "Праймал фир"* долбит каждый позвонок, пересчитывает ребра, "соляга" Дэйва Хилла** может довести до оргазма, хрипловатый голос Купера*** заставляет кровь стынуть в жилах, волынки и арфы "Ин Экстремо"**** уносят в запредельное. Родион не разделяет ее вкусов. Они давно уже живут в разных мирах.