Анатолий Ковалев - Удар шаровой молнии

Лицо сектанта искажено праведным гневом. Оно все ближе и ближе. Рука сектанта тянется за раскладным ножом. Совсем недавно он резал им колбасу, тонко-тонко, так что залюбуешься!

- Вы - сумасшедший! - Красивый голос журналиста переходит на шепот, а потом на крик: - Сумасшедший! Вам надо вызвать дурку! В дурку - вас! В дурку!..

Дмитрий Верещагин очнулся в холодном поту и подумал, как громко бьется сердце. Но это стучали колеса поезда. Над ним склонилось испуганное лицо попутчика в очках с толстыми линзами.

- Вы так кричали... - произнес он в замешательстве, но тут же взял себя в руки и сказал более уверенным тоном: - Скоро Москва. К нам уже стучались. А это значит, что туалеты вот-вот закроют...

Смочив лицо ледяной водой из-под крана, Дмитрий уже не в первый раз отметил странную особенность своих снов. Во сне он всегда выглядит хуже, чем есть на самом деле. Ему присущи качества, которые он презирает в людях. Он совершает необдуманные, глупые поступки, на которые никогда бы в жизни не сповадился. И его жене, когда у него еще была жена, он всегда являлся во сне в неприглядном виде. Изменял с другими женщинами, избивал до полусмерти, учил маленькую дочку матерным словам. Жена даже на утро закатывала сцены и потом целый день не разговаривала с ним. Да, и бог с ней, с бывшей женой! У нее свои комплексы! Как говорится, каждый по-своему сходит с ума. А вот у него, у преуспевающего, в общем-то, человека, вполне довольного жизнью, откуда такие сны?

И сегодня опять. За трое суток, проведенных в душном купе, они с попутчиком обменялись пятью фразами, не больше. А во сне творилось черт-те что! Он разоткровенничался. Его понесло. Просто недержание какое-то! Да еще бравада! Дважды трахнул девчонку, только что вернувшуюся с зоны! Вот какой герой! Ничего у него не было с этой Татьяной. Она зачем-то призналась, что лесбиянка. Правда, слово "омут", вытравленное на груди, он заметил. Сарафан на девушке был с глубоким вырезом. И тогда же подумал: "Омут - не омут, а грудки у тебя жиденькие!" Вот как было на самом деле. А что касается Шаровой молнии, о ней он даже во сне не должен никому говорить! Даже самому близкому человеку, если такой отыщется! Даже на исповеди священнику, если когда-нибудь окрестится! Слишком большой риск упоминать о ней в разговоре со случайным попутчиком. У него в чемодане толстенная папка, пятьсот страниц, и все о ней, об Аиде Петровой, о Шаровой молнии. Целый роман. Без начала и без конца. А что? Чем черт не шутит? Может, и выйдет роман? Но пока не об этом надо думать, а о том, как выгоднее продать полученную информацию заказчику.

Верещагин представил, как лысоватый господин в шикарном интерьере дома на Фонтанке, потирает ладонями и зычно хохочет, как с нежностью гладит толстенную папку, как жирными пальцами отсчитывает доллары, предварительно ощупав каждую купюру.

Его передернуло. Дверная ручка нервно задвигалась. "Санитарная зона!" с раздражением сообщил проводник.

Журналист вытер казенным полотенцем лицо и замер от ужаса.

- Санитарная зона! - усмехнулся в зеркале человек из сна. - Какой дурило это выдумал? У меня мочевой пузырь, чай не в магазине купленный!..

Тоску по питерским кабакам не заглушить кабаками московскими. Также, как и старых друзей не заменить новыми. Примерно такие мысли посещали Аиду в дешевом кафе на Сретенке, где она колдовала над чашкой кофе под несмолкающую трескотню Вероники. Она опять увлеклась девушкой и опять стриптизершей. У каждого свои наклонности. Вероника была ее ровесницей, чуть-чуть пониже ростом, но такая же тоненькая и фигуристая. Каштановые волосы всегда немного растрепаны, в одежде подчеркнутая неопрятность, глаза зеленые, раскосые, насмешливые.

- А что если мне выкрасить волосы в розовый цвет? -продолжала трещать подружка. -Со сцены это будет смотреться. А еще сделаю татуировку. Такая маленькая, розовая змейка на копчике...

- Змея выползает из твое задницы? Оригинально!

- Ладно тебе! - махнула рукой необидчивая Вероника. - У нас все девчонки нынче татуированные. Каждая хочет выпендриться перед другими. А у меня с фантазией туго, сама знаешь.

- Сделай на бедре китайский иероглиф-"цзинь" - "золото". Он похож на домик с соломенной крышей.

- Bay! - вытаращила глаза стриптизерша. - Идея - супер!

- Ты могла бы выходить на сцену в китайском костюме. Это красиво. Особенно свадебный, красный наряд. Мило, сексуально, а главное, не затаскано. Внешность у тебя тоже подходящая. Немного макияжа, и ты - вылитая китаянка. Многим мужчинам нравится экзотика. Только волосы в розовый цвет красить не надо. Пошло.

- Bay! - еще громче закричала Вероника. - Да тебе надо быть режиссером, модельером, не знаю кем! У тебя же талант к таким штукам! Ты не представляешь, сколько бабок можешь заработать, не сходя с этого места!

- У меня ко многим штукам талант, дорогуша, - произнесла без энтузиазма в голосе Аида, закуривая очередную сигарету. - Только работать я не привыкла. Запах трудового пота омерзителен.

- Откуда же у тебя столько бабок? - засмеялась простодушная Вероника. Уж не воруешь ли ты?

- У меня-богатые спонсоры.

- Да иди ты! Где они ходят эти спонсоры? По каким улицам? Хоть бы один встретился на моем пути!

- Могу познакомить. Только как бы тебе потом не пожалеть об этом. Ведь заниматься стриптизом куда спокойнее и надежнее.

- Так ведь до поры до времени...

- Хочешь стабильности? А может быть, еще и вечности?

- Да, на хрена?! Ну, представь меня двухсотлетней, да еще с твоим иероглифом на заднице! - Вероника снова развеселилась. - Вечность предложи кому-нибудь другому!

- Все так говорят по молодости, по глупости. - Аида не поддержала веселья подруги. - А как перевалит за семьдесят или около того, начинают цепляться за жизнь, бегать по врачам да по экстрасенсам. Пришла я как-то в больницу. Одни старухи со стариками. Им говорят, все, бабушки-дедушки, отплясались! Трындец наступил! Старость ничем не лечится! А они назавтра опять к врачу. В очередь. Хоть какая-то надежда. Сидя в очереди, с надеждой, можно еще ого-го сколько прожить!

- Все-таки злая ты, - сделала заключение Вероника. - А зачем в больницу-то ходила?

- Вот еще! Буду я тебе докладывать о моих болячках;

Не хочешь - не говори, - обиделась необидчивая стриптизерша, но через минуту она уже снова веселилась, обсуждая наряды своих коллег по работе.

Аида не слушала ее. Она отключилась. Вчера звонила отцу. Он так и не ответил на ее письмо. Сколько можно ждать у моря погоды? Пора бы ему приехать за Дуняшей. Девочка уже почти год живет у нее, не видит ни отца, ни мать, часто капризничает, постоянно в слезах. Куда это годится? К тому же ей скоро в школу. Но главная беда не в этом. Обстоятельства могут так сложиться, что Дуняша окажется заложницей. Этот вариант Аида держит в уме все время. И как раз об этом она не решилась сказать по телефону. Ведь тогда слишком многое надо объяснять отцу, чужому, далекому человеку. Очень чужому и очень далекому.