Кэрри Гринберг - Темная Прага

…Слегка приоткрыв дверь и заглянув внутрь, Анна еле сдержала возглас удивления. Нет, вовсе не охотница наведалась в поместье столь странным образом. Увиденная картина потрясла графиню до такой степени, что она не знала — как поступить — пройти ли внутрь, или молча закрыть дверь, чтобы не дать понять Эдварду, что она здесь.

Вик стояла на коленях рядом с диваном, почти не двигаясь — и Анна не могла рассмотреть ее лица, но ей и не нужно было видеть его, чтобы понять, что чувствует эта девчонка.

Как же она раньше этого не замечала! Нужно было быть слепой, чтобы не увидеть, как безумно эта нищенка влюблена в Эдварда. В ее Эдварда! Графиня сжала кулаки, даже не заметив того, что поранилась об острый нож. Действительно, вампиры не чувствуют боли от стали. Но чувствуют ту боль, что заставляет рыдать, когда ты смотришь, и ничего не можешь сделать — как стояла сейчас в дверном проеме Анна Варвик.

Девочка была не просто влюблена в Эдварда, она любила его так страстно, что готова была отдать свою жизнь за него… чтобы спасти его. Девчонка сделала то, что не смогла Анна. Сейчас она ведь даже не могла сердиться на Вик, не имела никакого морального права — та спасла ее любимого. Но нет, она чувствовала, что начинает тихо ненавидеть девчонку. Подлое, мерзкое чувство.

Эдвард сделал то, чего она опасалась больше всего — произвел на свет еще одного вампира. А ведь она, Анна, была единственной. Исключительной. Любимой. Навсегда, до скончания веков.

Краем сознания она почувствовала, что Эдвард догадался о ее присутствии. Лишь за мгновение до того, как граф повернул голову в ее сторону, Анна бесшумно прикрыла тяжелую дубовую дверь и медленно пошла наверх.

27 сентября 1888 года

Сухая ветка настойчиво, словно в истерике, билась в окно, призывая обитателей поместья обратить на себя внимание. Но дом умер. Умер окончательно, как только за молодой девушкой, Мартиной Новачек, закрылась входная дверь. Хозяйка даже не заметила ее исчезновения. При одной мысли о графине Анне у Мартины помутнело в глазах, а неописуемый страх и отвращение заставили бывшую горничную повернуться и поднять глаза на старое поместье. В кабинете Анны горел тусклый неровный свет лампы, который казался еще таинственнее в этот поздний час.

Мартине еще никогда не доводилось бывать на улице поздней ночью, когда спит весь город, даже последний пьяница вернулся домой, и бродячие собаки заснули, не беспокоя окрестности громким надрывным лаем. Девушка бросила в последний раз взгляд на поместье и перекрестилась дрожащей рукой. Она подняла с земли мешок со своими вещами, собранными в крайней спешке, и побежала к воротам поместья, не оборачиваясь больше назад. Подальше от этого проклятого места!

Около часа Мартина шла до Праги в кромешной тьме по неровной, неосвещенной дороге, но страх оставил ее. Страх остался в поместье.

Только оказавшись у порога дома, где жила ее семья, девушка смогла расплакаться. Она опустилась на грязные каменные ступеньки квартирного дома, и, казалось, ничто не могло заставить ее подняться. Пусть родители будут сердиться на девушку, что она оставила работу горничной, которая приносила так много денег семье, но они должны, просто обязаны были ее понять!

— Мартина! Эй, это же Мартина Новачек, дочь Джозефа! — кто-то потряс ее за плечо.

Девушка подняла заплаканные глаза и увидела перед собой владельца квартирного дома, где арендовала несколько комнат и ее семья, — это был пан Чапек.

На его голос сбежались и другие домочадцы, удивленные, что же могло произойти в этот предрассветный час.

Пани Новачек бросилась к своей дочери и обняла ее.

— Все хорошо, теперь все будет хорошо.

Они увели Мартину в дом, успокаивая ее по дороге.

Но разговоры за их спинами не смолкали…

— Вы слышали? Она сказала, что бежала из поместья Анны Варвик!

— Анна Варвик… Это та, о которой говорили вчера в полицейском участке, — вспомнил кто-то, — говорят, что в ее доме творятся всякие странные дела.

— А я слышал, что она пьет кровь живых людей, — в рассветной тишине слова прозвучали особенно жутко.

Через пару часов, когда утро уже начинало вступать в свои права, и жители Праги проснулись и стали суетиться по своим делам, в маленькой квартирке пана Новачека собралось такое количество человек, что стены, казалось, трещали по швам.

— Пусть Мартина все расскажет!

— Оставьте мою дочь в покое, — попытался вступиться он, вставая между Мартиной, которая полулежала в кресле, и толпой, настроенной самым решительном образом.

В тесную комнатку пропихнулся еще один человек, размахивающей газетой. Он бросил ее на столик, и все смогли увидеть заголовок: «Кровопийцы в Праге!». Мартина, едва бросив короткий взгляд на газету, увидела фотографию своей бывшей хозяйки Анны Варвик под заголовком.

Пан Новачек схватил газету и принялся читать ее вслух, то и дело спотыкаясь на сложных, длинных словах.

— « По заявлению пражского отделения полиции… »

Ссылаясь на полицию, журналист писал, что доподлинно известно, что старинное поместье, перешедшее не так давно по наследству английской графине Анне Варвик, хранит в себе страшные тайны, а хозяйка его не кто иная, как пособница Сатаны, вампир, которая пьет кровь людей, чтобы сохранить свою молодость и продолжить служение Темным силам. Журналист не преминул упомянуть, что и недавнее убийство герцога фон Валленштайна самым тесным образом связано со всей этой историей.

Написанная ярким, живым языком, статья заставила бы даже самого стойкого атеиста и прагматика задуматься, а все ли так чисто в поместье Анны Варвик.

— Неужели все это правда?! — прошептала пани Новачек, хватаясь за сердце.

Мартина ничего не ответила, она лишь закрыла лицо руками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

— Тогда эта графиня Варвик просто чудовище!

— Кровопийца!

— Вампир!.. — раздавались возгласы то тут, то там.

Крики прервал спокойный голос одного из жителей дома, брат которого работал в полиции под руководством инспектора Тесаржа.

— Я слышал, полиция собирается сегодня с утра в имение Варвик, чтобы разобраться с этой вампиршей. Почему бы нам не помочь им?..

Рассвет приближался стремительно, лишая Анну последних сил. Ненавистный рассвет, который она мечтала встретить, как раньше — сидя на крыше поместья Сен-Тьери в одной ночной сорочке, одновременно опасаясь, что няня Мария застанет ее в таком виде, и с замиранием сердца наблюдать, как предрассветное небо становится все светлее и светлее, прогоняя ночной мрак. А сейчас рассвет невольно погружает вампиршу в сон, хочет она того, или нет, а солнце причиняет ужасные мучения, которые приходится терпеть, если хочешь сохранить свое инкогнито.