Жорж Сименон - Время Анаис

Прерывать свой рассказ Альберу уже не хотелось. Об Анаис он не смел рассказывать никому, кроме Фернанды. Да и то напрасно сделал это. Однажды она его упрекнула: «По-другому ты любить и не умеешь!»

Нужно быть осторожным в выборе слов, иначе его поймут превратно.

— У Анаис были два излюбленных местечка. Одно в самом конце пляжа, рядом с дюнами, где начинаются виноградники. Часто видели, как она бродит вдоль моря. Почти неизменно она носила красную юбку. Всегда одна; мужчины липли к ней как мухи, но появляться в ее обществе не смели. Второе место было возле канала, недалеко от какого-то дома, где сходились две дамбы. Именно там я встретил ее впервые. С ней был рыбак лет восемнадцати, брат моего школьного товарища.

— Она знала, что вы находитесь поблизости?

— Мы прятались. Но иногда, когда они начинали известного рода возню, мы вскакивали и принимались орать. Некоторые кавалеры Анаис приходили в бешенство. Другие, не обращая на нас внимания, продолжали начатое дело. Третьи бросались камнями.

— Это зрелище возбуждало вас?

— Не сразу. Во всяком случае, я не отдавал себе отчета. Мы, мальчишки, пересмеивались, подталкивали друг друга локтями. Но, вернувшись домой, я вспоминал, какой у нее живот и ноги.

— Живот и ноги, и только?

— Да. Пожалуй. Я и сейчас вижу их, залитых солнцем, потому что почти всегда светило солнце. Мои товарищи — лет по четырнадцать — рассказывали, что тоже спали с ней, но я им не верил. Потом узнал, что это правда.

— Вам тоже хотелось последовать их примеру?

— Да. Но я не смел.

— Почему?

— Точно не знаю. Стеснялся. Боялся, что она меня засмеет.

— Еще вопрос. Следовательно, повзрослев, вы по-прежнему продолжали опасаться, как бы женщины не подняли вас на смех?

— Пожалуй, да. Часто. Почти всегда.

— Но вы же знали, что над теми, кто вступает с нею в связь, Анаис не смеется.

Бош задумался.

— Немного терпения — и вы, полагаю, смогли бы овладеть Анаис, не опасаясь, что вас увидят товарищи?

— Я пробовал. Но в последнюю минуту не решался к ней подойти.

— Вам было неприятно видеть, что она отдается другим?

— Наоборот! — чересчур поспешно ответил Альбер.

Профессор и глазом не моргнул. Бош понял, что выдал-таки себя, однако продолжал:

— Когда я видел Анаис, я возбуждался в большей степени, чем после ее ухода. Мне казалось…

— Что именно?

— Не могу объяснить. Было в этом нечто таинственное.

— Вы так никогда и не вступали с ней в интимные отношения?

— Однажды. Много позднее.

Не стоило бы говорить об отце, но профессор смотрел таким же проницательным взглядом, и Альбер не захотел его обманывать. Что же, он расскажет, если потребуется, но в общих чертах, не вдаваясь в подробности. Впрочем, важно, как профессор отреагирует, каков будет его диагноз.

— Так долго ждать пришлось потому, что однажды вечером я увидел отца, который возвращался со стороны канала. Заметив меня, он смутился. Твердой уверенности у меня нет, но мне кажется, он не раз вступал в связь с Анаис.

— И вы рассердились на отца?

— Нет. С чего бы?

— Однако именно это обстоятельство мешало вам искать близости с Анаис?

— Я боялся, что она заговорит со мной.

— Станет сравнивать?

— Не знаю, не думаю, но все стало еще сложнее, чем раньше.

— Вы по-прежнему испытывали влечение к ней?

— Да.

— Вы о ней думали, когда впервые отправились в дом свиданий в Монпелье?

— Да. Представлял себе ее живот, ноги. Каждый раз, посещая это заведение, я старался найти женщину примерно такого же сложения, как Анаис.

— Сколько вам было лет, когда вы вступили в интимные отношения с Анаис?

— Семнадцать. Произошло это случайно. Я не знал, что она лежит за выброшенной на берег баржой. Рыбачьи суда находились далеко в море, видеть нас оттуда не могли. Я к ней подошел и овладел, ни слова не говоря.

— С чувством, злости?

— Откуда вы знаете?

— Вы хотели причинить ей боль?

— Да. Хотел поколотить ее. Я укусил ее за ухо, она засмеялась. Но как-то особенно, не так, как обычно. Позднее, при встречах на набережной или на улице, она всегда смотрела на меня с каким-то удивлением. Именно поэтому я больше не искал с ней встреч. Может, еще и потому, что боялся заразиться дурной болезнью.

— У вас никогда не было венерических заболеваний?

— Лишь однажды.

Надо бы остановиться, но взгляд профессора заставил его забыть о данном себе обещании.

— От жены заразился, — произнес он безразличным голосом.

Присутствующие сделали вид, будто не обратили внимания на последнюю фразу. Только рослый, худой юноша в очках с толстыми стеклами, не поднимая головы, что-то торопливо записывал в блокнот. Остальные довольствовались тем, что время от времени делали пометки. Один из старших сидел, скрестив руки и ноги и опершись о спинку повернутого задом наперед стула, с блуждающей улыбкой, словно в театре, наблюдал за Бошем.

Пожалуй, кроме профессора, именно этот слушатель больше всего занимал Альбера. Ведь и ему самому все происходящее представлялось театром, где надо как следует сыграть, и он боялся сфальшивить. Бош был озадачен, когда один из молодых людей поднялся и молчком, на цыпочках, вышел из зала, как уходят со скучного представления. А может, его кто-то ждал? Или такие истории им знакомы? И нет ли в их распоряжении какого-нибудь способа проверить, насколько он искренен?

Но Бош не хотел выставлять себя в выгодном свете, чего бы это ни стоило. Если он все это время и рассказывал об Анаис, то лишь для того, чтобы, покончив с ней, перейти к жизни в Париже. Довольно об Анаис. Подумают еще, что кроме нее у него в жизни ничего и не было.

— Скажите, господин Бош, когда вы захотели побить эту женщину, вы отдавали себе отчет в своих поступках?

— До меня дошло, что я делаю, лишь когда укусил ее.

— Однако могло дойти и до худшего. Словом, все зависит от того, каков может быть предел.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Предположим, вместо того, чтобы укусить ее, вы положили бы ей руку на горло. Что бы вы тогда сделали? Стали душить?

— Конечно, нет.

— Почему вы так уверены?

— Потому что… Не знаю, как объяснить. Совсем не таким образом я хотел сделать ей больно. Думаю, я укусил ее за ухо лишь оттого, что оно оказалось рядом. Я совсем не хотел этого.

— А что бы вы могли с ней сделать?

— Ущипнул бы ее.

— За какое место?

— За живот.

— Зачем? Чтобы отомстить?

— Отомстить — за что?

— За то, что отдавалась другим.

Бош не ответил. Не потому, что не желал отвечать, а потому, что вопрос был столь неожидан, что застал его врасплох.

— Не думаю. Она отдавалась каждому встречному!

— А вы не испытывали подобное желание — укусить, ущипнуть — во время близости с другими женщинами?