Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение

— Да, она полировала факел в руке Христа… — викарий говорил так тихо, словно сам исповедовался…

— Вероятно, вы заговорили с ней?

— Да, о чем-то обыденном, несколько слов… Я взял свою книгу и ушел.

— Она выглядела как обычно? — спросил Уайклифф.

— Пожалуй. Она только сказала что-то насчет погоды — в ту субботу весь день шел дождь…

— Она была одна?

— Я никого больше там не видел.

Керси спросил, отчетливо произнося каждое слово:

— Видели ли вы кого-нибудь, входящего или выходящего из церкви?

Джордан, казалось, колебался, потом тихо ответил:

— Я никого не видел.

— Вы отдаете себе отчет, что вы, вероятно, последний человек, кто видел Джессику живой, за исключением, конечно, убийцы? — спросил Уайклифф.

Священник кивнул:

— Эта мысль не давала мне заснуть всю ночь.

— Но все-таки не смогла убедить вас выполнить свой долг, — ядовито вставил Керси.

— Я не совсем понимаю, мистер Джордан, — заметил Уайклифф. — Почему вы не хотели сразу прийти к нам и все рассказать как было? Вы ничего больше не скрываете, а?

Бедняга викарий никогда в своей жизни еще не подвергался допросам. Его бледность сменилась нездоровым румянцем, и казалось, его вот-вот кондрашка хватит. Уайклифф не стал давить на него — иначе они могут навсегда потерять ценного свидетеля…

— Итак, насколько я понял, покойная приходила в церковь в самое разное время? А именно — когда, ей казалось, там была для нее работа?

— Ну да, так и было. Джессика — человек очень обязательный, ответственный…

— В связи с этим я думаю об одном случае, произошедшем в конце декабря, накануне крещенского обряда.

Священник снова получил удар ниже пояса. Щеки его побагровели. Некоторое время Джордан изучал свои пухленькие белые ручки, и, когда заговорил, голос его был еле слышен.

— Значит, вы и об этом знаете?

— Я хотел бы услышать вашу версию происшедшего.

— Понимаете, все это было совершенно невинно… И очень глупо с моей стороны.

Уайклифф выжидал, легонько барабаня пальцами по краю стола. Это небольшое напряжение, которое создавал стук пальцев, оказалось вполне достаточным, чтобы обезумевший от ужаса викарий заговорил. Вообще-то, это было похоже на выхватывание конфетки из рук малыша.

— Видите ли, мистер Уайклифф, этот мальчик, Джильс, не очень-то счастлив в семье… Ситуация у них очень непростая — семья живет и работает у женщины, чьи жизненные устремления и интересы слишком… слишком далеко отстоят от их собственных, скажем так. Не подумайте, я не говорю ничего против Джессики, нет. Она жила, как и мы все живем, по собственным ориентирам. Но Джильс — очень сложный, чувствительный мальчик, его так легко обидеть…

Джордан глянул осторожно на следователя, облегченно выдохнул при виде внимательного, спокойного лица и продолжал:

— Короче говоря, Джильс иногда заходил ко мне, чтобы поговорить о своих проблемах. А в тот раз, о котором вы упомянули, он был особенно сильно расстроен, и меня очень тронули его переживания… — викарий поерзал в кресле. — Да, глупо получилось. Я обнял его за плечи, он уткнулся головой мне в грудь, и я гладил его по волосам. И именно в этот момент вошла Джессика.

— Скажите, мистер Джордан, у вас есть гомосексуальные наклонности? — резко спросил Керси.

Джордан посмотрел на него так, словно получил пощечину. Некоторое время он молчал, и когда наконец ответил, то ответил твердо и почти так же резко:

— Я скажу вам правду. С ранней юности мои сексуальные желания были направлены на… людей моего пола, но, с Божьей помощью, никогда в своей жизни я не позволил этим импульсам моей натуры перейти в действие…

— Джессика когда-нибудь заговаривала о той сцене, свидетельницей которой была?

— Со мной, во всяком случае, нет. Но от Джильса я слышал, что она иногда подтрунивала над ним… — Джордан порывисто вздохнул. — Конечно, мальчику это было непросто, очень непросто и больно выносить.

Уайклифф не мог разгадать этого человека. Похоже на то, что он говорил правду. Вероятно, не всю правду, но в таком случае почему же он мучил свою совесть умолчанием?

Уайклифф решил копнуть поглубже.

— Насколько я осведомлен, вы подписываетесь на «Церковный ежеквартальный журнал»?

— Да, я подписываюсь на него со времени моего рукоположения в сан.

— Наверно, вы во всей округе единственный подписчик.

— Вполне возможно.

— Известно ли вам, что сложенные листки бумаги, которыми были заткнуты клавиши органа, являлись страницами этого журнала?

— Мне сказал об этом ваш офицер.

— Что вы делаете с номером журнала после того, как прочтете его?

— Да ничего не делаю. Я их оставляю у себя — иногда сверяюсь…

— Вы не могли бы проверить, сохранился ли у вас номер журнала за сентябрь прошлого года?

Викарий махнул рукой:

— Я уже проверил… Этот номер у меня отсутствует…

— Как вы можете объяснить это?

— Часто и охотно я даю почитать тот или иной номер людям, проявляющим интерес… И меня не особенно тревожит, что журналы мне чаще всего не возвращают…

— Но вы все-таки должны же помнить, кто взял у вас сентябрьский номер?! — вмешался Керси.

Джордан несколько секунд помешкал, потом неохотно сказал:

— Да, в том номере была статья о роли церкви в недавнем объединении Германии. Стефания Винтер случайно увидела у меня журнал с этой статьей и попросила почитать. Сказала, что ее Лоуренсу будет интересно с ней ознакомиться. Лоуренса интересует роль церкви в освобождении Восточной Европы от коммунизма…

Уайклифф сверлил викария глазами. Затем вдруг махнул рукой и принял расслабленный вид, откинувшись на спинку кресла. Чего ради держать попа в напряжении? Чего доброго, от страха откинется…

Но сказал он все же довольно жестко:

— Я хочу, чтобы вы подписали официальные показания по поводу своего пребывания в храме в субботний вечер. И еще, по поводу одолженного Винтерам журнала. Одновременно хочу напомнить вам, что укрытие любой информации может задержать наше расследование и поэтому весьма опасно. Убивши единожды, сломал психологический барьер и теперь способен пойти и на второе убийство. Ему будет уже проще…

Уайклифф встал, потянулся и сказал:

— Мистер Керси проводит вас в соседнюю комнату, где вы сможете записать свои новые показания.

Джордан молча смотрел на него, бледный, затравленный…

Оставшись один, Уайклифф продолжал думать о викарии. Да, сила закона всегда требует особой осторожности в применении к таким тонкокожим субъектам, как этот поп, и в наше время больше не дозволено подвергать их таким пыткам — пусть даже только душевным…

Вскоре после того, как Керси увел викария, сам Уайклифф отправился посетить лодку-дом.