Рауль Мир-Хайдаров - Пешие прогулки

На улице давно стемнело, и в распахнутые настежь окна банкетного зала врывался свежий ветерок. Наступало время его каждодневной прогулки, но уйти из-за стола было неудобно, хотя прокурор ощу-щал потребность побыть одному. И вдруг, в который уже раз словно читая его мысли, Артур Александрович, наклонившись, тихо предложил:

-- Не хотите ли выйти на свежий воздух -- здесь уже накурили не меньше, чем в зале?

Не дожидаясь ответа, Шубарин встал, и Амирхан Даутович последовал за ним.

-- Давайте пройдемся обычным вашим марш-рутом, -- посоветовал Артур Александрович, -- подышим. Может, нагуляем аппетит -- еще предстоит отведать какие-то особенные манты и самсу, начи-ненную рублеными ребрышками из баранины. Ик-рам Махмудович привез из кишлака какого-то ча-родея по этой части -- вы ведь знаете, Файзиев у нас гурман, и вкус у него отменный. Ему бы еще такой вкус в делах проявлять, цены бы не было.

Амирхан Даутович понимал, нужно как-то по-благодарить Шубарина и за цветы на могиле Ларисы, и за вечер памяти, так прекрасно организованный, и за добрые слова о ней, но что-то сдерживало его.

Шубарин сам прервал затянувшееся молчание.

-- Амирхан Даутович, я знаю, что на поминки не принято делать подарки, сюрпризы, но все же не удержусь от возможности сообщить одну при-ятную для вас новость именно в этот горестный день. Я буду рад, если известие утешит вас и отчасти вернет утерянный душевный покой.

Азларханов почувствовал, что сейчас Шубарин скажет что-то важное, и не ошибся.

-- Сегодня, в день памяти Ларисы Павловны, хоронили убийцу вашей жены, прокурора Анвара Бекходжаева...

-- Вы не ошиблись? -- спросил Амирхан Дауто-вич.

-- Разве я до сих пор давал вам повод сомне-ваться в своих словах? -- в свою очередь спросил Шубарин. -- Его убили вчера вечером, и я даже знаю -кто.

-- И кто же? -- Голос прокурора дрогнул, хотя он и попытался скрыть свое волнение и охвативший его неожиданно страх.

-- Вот этот молодой человек. -- И Артур Алек-сандрович протянул снимок побледневшему Азларханову.

На черно-белой фотографии крупным планом был заснят он сам, а рядом прилепился невзрачного вида молодой человек с короткой стрижкой. Сколько Азларханов ни вглядывался в снимок, сделанный в зале "Лидо", человек с раскосыми глазами на тонком бледном лице с крупным ртом, портившим симметрию лица, был ему незнаком. Он не мог припомнить его, а фотография была настоящая, не монтаж, скорее всего незнакомец присел рядом с ним на секунду по сценарию и по приказу Японца в один из вечеров, когда прокурор спускался в разгар веселья выпить свой чайничек чая.

-- И кто же это? -- спросил уже спокойнее Амирхан Даутович.

-- Не узнали? Странно. Это ваш знакомый, Азат Худайкулов, отбывающий срок за убийство вашей жены, а точнее за своего дружка, Анвара Бекход-жаева, убившего Ларису Павловну.

Амирхан Даутович еще раз внимательно посмот-рел на фотографию.

-- Возмужал, не узнать... Хищный какой-то, я запомнил его почти мальчишкой...

-- Пять лет все-таки прошло, выжил, заматерел, настоящий волк, он еще дел натворит. Я ведь уже говорил вам: зло рождает только зло... -проком-ментировал Шубарин.

Слушая шефа, Амирхан Даутович вдруг вздрог-нул от неожиданной догадки: он понял ход Японца -- оттого и фотография на всякий случай. Вот оно, дело, которым тот решил повязать его на всю жизнь. Теперь Шубарин не сомневается, что прокурор у него на привязи, и крепко -- даже мысли вильнуть в сторону не может возникнуть -- вместе до гробовой доски. Старый, как мир, прием уголовников -- при-вязать кровью, мокрым делом, то есть убийством. И если что, Азат Худайкулов, приведись ему от-вечать за содеянное, скажет, что нанял его прокурор, чтобы отомстить за свою жену.

-- За что же он своего дружка так?.. Ведь росли вместе, говорят, он у того в адъютантах ходил чуть не с пеленок?

-- Было, да быльем поросло. Разошлись далеко детские дорожки, в разные стороны, оттого и месть крутая. Не сдержали Бекходжаевы свое слово... На первых порах помогали, посылки регулярно при-сылали, наведывались, матери его больной оказы-вали всяческое содействие. А потом внимание ис-сякать стало -- мало кто выдерживает испытание вре-менем -- в обузу стали Худайкуловы. Мать умерла, а перед смертью написала горестное письмо Азату и обвинила в своей смерти Бекходжаевых. Каково в тюрьме получить такое письмо от матери, зная, что ты отбываешь срок за них? И стал он жить одной мыслью, одной-единственной надеждой: ото-мстить своему вероломному другу -- других жела-ний, насколько мне известно, у него в жизни нет. И подогревали его, конечно, дружки по тюрьме, тем более узнав, что вероломный товарищ к тому же прокурор, злобный, невежественный, свирепст-вующий, задушивший поборами всех вокруг. Ведь в тюрьму, как ни парадоксально, сведения доходят быстро и в большом объеме, и о реальной изнанке жизни здесь имеют представление получше, чем в райкоме. Так что он жил, моля аллаха, чтобы не убили его врага другие, потому что год назад узнал, что есть люди, и весьма серьезные, которые уже приговорили к смерти прокурора Бекходжаева. А в той среде, где это было сказано и в которой Азат теперь не последний человек, словами не бросают-ся -- это не профсоюзное собрание, отвечать прихо-дится, репутация в уголовной среде дороже жизни.

-- Одно дело желать, другое выполнить. Ему уда-лось бежать из колонии?

-- Не совсем так. Когда я узнал вашу историю, а затем историю этого несчастного молодого чело-века, пострадавшего, как и вы, я понял, что ваши интересы совпадают. А для себя я посчитал весьма благородным поступком, если смогу помочь уста-новить, хоть и запоздало, справедливость. Я попро-сил доставить Азата в "Лас-Вегас" на несколько часов, тогда и засняли вас случайно, на память. Я хотел поговорить с ним, понять, насколько серьезны его намерения и что он за человек, можно ли по-ложиться на него. В тюрьме он прошел большую школу, рассуждал вполне здраво, а намерения его были серьезные, дальше некуда. Я обещал ему по-мочь, обговорив кое-какие условия, -- он принял их.

-- Вы помогли ему бежать? -- нетерпеливо спро-сил прокурор.

-- Нет, зачем же, побега я ему не обещал.

-- Как же тогда удалось ему совершить свою месть?

-- Ну, это несложно. Если ваш знакомый пол-ковник Иргашев мог использовать Коста на воле против вас почти полгода, так почему я не мог взять Азата из колонии всего на несколько часов. Люди Ашота, хорошо изучив привычки Бекходжаева, разработали план, и Азату преподнесли все на блю-дечке с голубой каемочкой -- вся операция заняла пять минут.

-- Значит, раскрыть это преступление будет не-просто и есть гарантии безопасности?

-- Трудный вопрос, особенно насчет гарантий. Я не знаю, как раскрываются у нас преступления, но то, что Азат Худайкулов через три часа вернулся на место, в заключение, это точно. А при его ны-нешнем опыте жизни брать на себя еще одно убий-ство, теперь, правда, свое, -- безумие, тем более он знает, что, когда выйдет, получит помощь не от Бекходжаевых, а от меня. А о том, что я слов на ветер не бросаю, он знает, убедился в моих воз-можностях. Гарантии скорее в другом. Помните, я говорил: нам неважно, кто нанесет удар Бекходжаевым, мы не тщеславны, нам важен результат. Я упоминал, что Анвара Бекходжаева уже давно при-говорили, и он об этом знал, знали и в прокуратуре. Впрочем, многие хотели бы посчитаться с ним, и не только уголовники и дельцы, ему и за его дон-жуанство давно обещали оторвать голову -- вы же знаете, в районах на этот счет строго, а он и тут плевал на понятия чести и морали своего же народа. Так что поле деятельности у следователей и без нас широкое; если надо будет, подбросим и другие варианты -- там есть кому держать под контролем ход расследования. Свести счеты и дурак сумеет, а вот жить и радоваться назло врагам не каждому удается. В конце концов, Азат у нас в руках еще лет пять, -- закончил, как всегда неопределенно, Шубарин.