Владимир Чванов - Соучастие

— Виноват, товарищ начальник. Вот прошляпил, — и развел руками. Швейцар давно уяснил простую житейскую истину: на человека меньше сердятся, когда он сам себя ругает. — Вообще-то, конечно, должен был обратить внимание, — сказал с огорчением. — Уж очень торопился парень, когда от лифта шел. Я еще спросил: «Что мало у нас пожили?» А он даже не взглянул, — эти слова прозвучали вполне искренне. — Только если разобраться — какой с меня спрос? — продолжал швейцар. — Обувь у человека грязная — не пускай — паркет замызгает, курить в вестибюле не разрешай, за чемоданами посматривай, посторонних вежливо поворачивай… Ответственность большая, а жалованье? — Он взъерошил пальцами седую копну волос и нарочито кашлянул. — Я один, а поручений вон сколько. За день народу — тьма. Туда-сюда. За всеми не уследишь. Нагорбишься за дежурство.

— Поменяли бы работу, раз столько хлопот.

— Мы трудностей не боимся, — улыбнулся хитро швейцар.

Улыбнулся и Арсентьев. Он знал — швейцар работу не сменит…

— Парень один вышел? Или кто ждал его?

Швейцар беззвучно пошевелил губами, словно что-то припоминая.

— Один. Сел в такси и уехал.

— Вот если б номерок машины… — с надеждой в голосе сказал Арсентьев.

— Номерок — это мы можем, — оживился швейцар. — Такси мы заказывали. Жилец какой-то уезжал. Но, видно, торопился, на другой машине укатил. — Он стал шарить по карманам. — Телефон в таксопарк мне сменщик дал. У него невестка там диспетчером… Не должен я выбросить бумажку!

Арсентьев усилием воли подавил нетерпение и стоял молча. Швейцар подошел к двери и, присев на корточки, стал рыться в тумбочке.

— Таксист этот натуральный рвач оказался! — жаловался он. — Как узнал, что жилец уехал, о ложном вызове стал кричать, что колесил вхолостую. Все требовал, чтобы уплатил я за прогон. А какая моя вина?

Бумажка с номером нашлась среди газет.

— Вот она!

— Спасибо, отец, выручил! — проговорил Арсентьев благодарно.

Он подошел к телефону, снял трубку… А через минуту уже записывал номер такси и фамилию шофера.

В кабинете администратора напротив Савина сидела красивая девушка. Она скользнула по Арсентьеву беспокойным взглядом.

«Тамара», — догадался он, усаживаясь на диван.

Тамара отвечала на вопросы обстоятельно, назвала адреса, где мог появиться Виктор, и взволнованно теребила концы пояса васильковой кофты.

— Других знакомых у нас здесь нет. Мы в Москве впервые, — уверяла она Савина. — Скажите, что с Виктором? — Этим вопросом она пыталась скрыть замешательство и растерянность.

На этот вопрос отвечать точно было преждевременно. Поэтому Савин отделался формальными словами: служебная необходимость. Арсентьев вмешиваться не стал. В данной ситуации такой ответ был правильным и отвечал интересам дела.

— Не волнуйтесь, Тамара. Приходите утром в отделение, к этому времени кое-что прояснится, и мы продолжим беседу. — Арсентьев взглянул на часы. Было около двенадцати. Он подумал, что в таксопарках в это время уже заканчивалась смена, водители, отметив время возврата, разъезжались по домам. Все это осложняло розыск.

Когда Тамара ушла, он сказал Савину:

— Давай подведем итоги, чем мы располагаем? Адресами, номером такси, приметами Пушкарева. Чего у нас нет? Как всегда — времени. Парень, если он еще в Москве, может уехать в любую минуту. Поэтому начнем с поиска шофера. Он укажет точное место, где высадил Пушкарева. Это первое. Второе — надо вызвать в отделение Муратова и Казакова и подключить их к розыску. Они займутся проверкой адресов. Вдвоем нам не управиться.

Арсентьев позвонил дежурному и поручил проинформировать о розыске Пушкарева милицию вокзалов и аэропортов, вызвать из дома оперативников, а через диспетчера — водителя такси.

Тамара вошла в номер и, не зажигая света, легла в постель. В буфете она слышала о краже и теперь, после разговора с работниками милиции, не могла успокоиться. «Неужели это страх, — думала она. — Страх за кого? За себя или за Виктора? Наверное, больше за него. Но и за себя тоже. Ведь во всей этой истории я отнюдь не была безучастным лицом, — рассуждала Тамара. — А уж если быть с собой откровенной до конца, не я ли толкнула Виктора к опрометчивым поступкам? Ведь все, что он делал в последние дни, он делал с моего одобрения, ведома, согласия…»

Конечно, она в краже не виновата. Но если бы не было всех тех его маленьких и больших срывов, тех легкомысленных вечеров и пустых разговоров, в сущности, безнравственных, — она-то это хорошо понимала! — так вот, если бы всего этого не было, то не было бы и кражи. Конечно, она не хотела, чтобы он ее совершал, и в то же время всем своим поведением, даже безответственностью по отношению к нему она подтолкнула его к краже.

Беспорядочные мысли быстро уступили место тревоге, простой человеческой тревоге за Виктора, который еще недавно был рядом с ней, а сейчас убежал. Убежал не только от наказания, но, наверное, от сознания собственной вины. И — тут Тамара даже задохнулась от волнения — от стыда перед ней.

Конечно, теперь ему перед ней стыдно, хотя по справедливости стыд должна испытывать и она.

…Водитель такси появился через полчаса. Высокий, грузный, в форменной фуражке с блестящим козырьком. Он вошел в кабинет Арсентьева без стука.

— К вам, что ли? — спросил хмуро.

— К нам. Садитесь.

— Ничего. Постою! Рассиживаться некогда, план горит. — Однако тут же уселся на диван.

Он отвечал сбивчиво, неохотно. Наверное, потому, что вызов в милицию нарушил его маршрут, а спидометр опять накрутил лишние километры, и смену катать приходилось впустую. Но и из коротких его фраз стало ясно, что Пушкарева он высадил у Курского вокзала.

Допрос не занял много времени. Арсентьев протянул исписанный бланк протокола. Водитель, словно мстя за потерянное время, читал его долго, уточняя ничего не значащие детали. Арсентьев почувствовал, что начинает сердиться, когда увидел, что водитель перевернул протокол и принялся читать заново. Наконец поставил размашистую подпись.

— Вот и все. Спасибо, — сказал Арсентьев. — Вы нам очень помогли.

Нахлобучив фуражку и что-то буркнув под нос, водитель скрылся за дверью.

— Давай прокатимся и мы. Съездим на Курский вокзал, — сказал Савину Арсентьев.

Привокзальная площадь была пуста. Редкие пешеходы, с десяток автомашин с зелеными фонариками на лобовом стекле, да одинокая фигура милиционера.

Они потолкались на перронах, прошлись по залам ожидания, заранее узнав, когда отходят поезда на Тбилиси. Тут жизнь шла своим чередом. Скамейки были заполнены до отказа. Люди разговаривали, спали, ели, озабоченно посматривали на табло…

Человека с приметами Пушкарева среди них не было.