Владимир Чванов - Соучастие

И вдруг все показалось ему нереальным. Будто бы это стряслось не с ним, а с кем-то другим, совершенно не известным человеком. Он внезапно увидел себя как бы со стороны. Такое чувство охватывало его в кинозале, когда на экране развертывались события, не имевшие непосредственного к нему отношения и в то же время волновавшие его. Волновавшие потому, что на экране был такой же человек, как он, — его ровесник, переживавший трудные минуты сомнений, колебаний, страха.

«Я это или не я, — думал Виктор. Ему даже захотелось себя больно ущипнуть, чтобы оказаться вновь в привычной обстановке. — Это я, — с горечью сказал он. — И все это происходит именно со мной. Сейчас меня будут обвинять в самом подлом поступке — в нечестности».

«Это не ты», — вдруг заговорил в нем какой-то незнакомый голос того, кто, видно, никогда бы не подумал, что он способен украсть, обмануть, солгать. Виктор привык ощущать себя порядочным человеком, который может прямо смотреть людям в глаза. Сможет ли он теперь открыто смотреть в глаза следователю, который, наверное, скоро вызовет в пугающий его кабинет?

И тут другой голос вдруг напомнил ему один случай, который он, казалось, навсегда забыл. Случай пустяковый и, в сущности, ничтожный. Может быть, он никогда бы о нем и не вспомнил. А вот сейчас все ожило в памяти.

Он входит в книгохранилище библиотеки, где временно работал его давний товарищ, помогавший ему готовиться к экзаменам. Нужна была какая-то старая книга — учебник, выпущенный несколько лет назад. Они вдвоем рылись в груде книжного развала, потому что все там было в беспорядке, и книгохранилище хотели перевести в другое место. Товарища кто-то позвал. Виктор остался один. Он распрямил затекшую спину и увидел перед собой на книжной полке книгу Александра Дюма. Роман «Сорок пять». Дальнейшее как бы происходило помимо его воли. Он взял портфель, лежавший на подоконнике, быстро расстегнул замок, шагнул к полке и сунул в него желанную книгу. Через полчаса, когда шел по улице, почувствовал на минуту горький стыд, но тут же успокоил себя. Рассудил, что книга все равно бы пропала в этом хаосе, что ничего поэтому противозаконного не совершил.

«Сорок пять» он читал с наслаждением и с чистой совестью. А потом у него самого кто-то «зачитал» этот лохматый томик, и он не почувствовал досады.

«Это было с тобой, — сказал ему вдруг второй голос. — Ты напрасно забыл этот случай. Ты тогда украл».

А первый голос тут же стал опровергать: «Что за вздор? Какое отношение этот давний и мелкий случай имеет к сегодняшнему событию?»

Неожиданно для самого себя Виктор стал отчетливо вспоминать все случаи, когда говорил неправду, обманывал, хитрил. Это хранилось в его памяти словно в каком-то наглухо запертом, забытом ящике. И этот ящик теперь раскрылся. Все забытое и полузабытое, давнее и совсем недавнее начало оживать в сознании.

«Может быть, я напрасно сомневаюсь в своей честности, искренности, правдивости? — подумал он. — Ведь если я лгал, то очень редко и только по крайней необходимости, никто от этого не пострадал. Ведь если я хитрил, то во имя хороших целей. Если я обманывал, то это было нечаянно».

И тут перед ним как бы вспыхнул экран, и он увидел себя в самом его центре. «Как странно, — подумал он. — Ведь раньше я никогда не видел себя со стороны. Но ведь другие-то видели». Сейчас он совершенно ясно вспомнил, как в восьмом классе одна девчонка, чересчур прямолинейная и жесткая в своих суждениях, кинула ему в лицо: «Ты лжец и лицемер».

Это случилось на перемене. Класс рассмеялся над ее горячностью и не одобрил ее резкости. Случай действительно, в сущности, как с книгой, пустяковый. Преподавал им учитель географии, старенький и не то чтобы старенький, а постоянно горбящийся оттого, что сидел вечерами за большими картами. Расстелить вечером на коврике старую географическую карту и совершать, не отрываясь от нее, замечательные путешествия, было его слабостью, которую он не скрывал. Виктор для забавы перед уроком географии нарисовал однажды на доске горбатенького человечка, который склонился над очертаниями Северной и Южной Америки и внизу подписал: «Я тоже Колумб».

Учитель, войдя в класс, долго стоял перед доской, не решаясь повернуться лицом к ученикам. А потом вдруг быстро подошел к парте Виктора, ткнул пальцем ему в грудь:

— Твое художество?

Виктор возмущенно воскликнул:

— Понятия не имею, кто рисовал! Неужели вы думаете, что я на это способен? — И подумал сейчас: наверное, ребятам в такой ситуации всегда хочется отказаться, на кого-то свалить…

— Ну, тогда извини, — печально сказал учитель и стер изображение с доски.

После этого и произошла бурная сцена с прямолинейной девчонкой, обвинившей его во лжи. Он не задал себе ни тогда, ни потом простейшего и самого естественного вопроса: почему старый учитель подошел к нему? Ведь в классе было тридцать пять человек. Каким же образом он, стоя к ним спиной, прочитал на их лицах, кто именно это сделал.

«А он не по лицам читал, — заговорил в Викторе обвинительный голос. — Он в душах ваших читал. Неужели ты думаешь, что старый, опытный учитель не сумел за три года вас узнать?»

«Но неужели ты был хуже всех? — очнулся оправдывающийся голос. — Ведь были же в классе и хулиганы, и откровенные лгуны. Ты никогда не делал того, что делали они».

«Они были слишком грубы для такого тонкого глумления над человеком, — заговорил голос обвинителя. — Есть такая хитрая штука — психология. Тогда ты не догадывался о ней. А твой учитель был психолог».

«Но почему он подошел ко мне? Ведь я на его уроках был тише воды, ниже травы и всегда хорошо отвечал?» — не фальшивя и не стараясь лгать себе, подумал Виктор. Вопрос, почему много лет назад учитель географии подошел к нему, стал вдруг для него сейчас в коридоре милиции самым важным, самым главным, будто от ответа на него зависела вся дальнейшая его судьба.

«Он подошел к тебе случайно, — успокаивал его оправдывающий голос. — Ты оказался первым, кто попал в поле его зрения».

«А в этом коридоре ты тоже случайно сидишь? — зазвучал голос обвинителя. — А чужие деньги ты тоже случайно взял?»

И вдруг Виктора обожгло самое тяжелое воспоминание — когда он обманул свою мать. Она была больна. Это было, кажется, в седьмом, нет даже в шестом классе. Мать дала ему два рубля и сказала, что надо купить в магазине. А он встретил во дворе Мишку, и они побежали в соседний парк, где открылись новые интересные аттракционы, и истратили на тир, мороженое и зеркала эту небольшую сумму. Только два рубля. Он вернулся домой и сказал матери, что деньги потерял, а потом ходил по квартире, по двору и якобы искал их. Ему показалось, что мать поверила. Но теперь, в этом коридоре, ему стало ясно, что тогда она его пожалела. Пожалела потому, что любила его больше, чем учитель географии. И не хватило у нее решимости сказать в глаза: «Это твое художество. Ты сказал неправду».