Сергей Черняев - Брат Солнца

- Ой, стыдоба… - простонала соседка строгой Луговской пассажирки. - Вот она, милиция наша!

Участковый ничего этого не слышал. Он стоял, раскачиваясь на поручне, и улыбался.

- Командир! – заорал он, как будто «командир» ехал в танке по соседней улице. – Когда поедем?

- Уже, - сказал водитель, разложил деньги и билеты по местам и завел двигатель.

- Андрюха, - сядь, упадешь, - потянул милиционера за китель Бусыгин.

Бондарев плюхнулся на сиденье и посмотрел на Анатолия Михайловича, будто видит в первый раз; однако, приглядевшись, понял, что это не так. Он обвел глазами автобус и показал пальцем на бывшего следователя.

- Вот! – сказал он. – Это такой человек! Это такой человек!

В этот момент автобус поехал.

- Михалыч! – продолжил участковый. – Я все знаю. Дай пять!

Михалыч дал пять. Участковый пожал ему руку и сказал:

- Я тебя… уважаю.

И попытался встать. Бусыгин дернул его обратно. Грамота выпала из пакета и один из солдатиков наклонился и поднял ее.

- И ведь никто не знает! – сокрушался Бондарев. – Никто!

Он привстал и обратился к пассажирам:

- Знаете, какой это человек?

Пассажиры сделали вид, что не знают.

Милиционер три или четыре раза махнул в отчаянии рукой, а потом поднял большой палец и сказал:

- Вот такой человек.

Он протянул свою длинную руку через Нинку и показал большой палец пассажирам впереди:

- Вот такой! – взревел он.

Потом он повернулся к соседнему ряду и подтвердил все выше сказанное:

- Вот такой вот!

И, наконец, повернулся назад:

- Вот такой!

Солдат протянул ему грамоту:

- Держи.

- Ты кто?!

- Грамоту держи.

- А-а! – Бондарев взял грамоту и с пятой попытки засунул ее в пакет. Потом попытался встать.

Михалыч, который просто горел со стыда от этих выступлений, схватил его за плечо и осадил:

- Ну, тихо… тихо, Андрюха… Чего ты…

- А-а! Тихо! – сказал участковый и зашептал. - Тихо… Мы конспираторы… Баб Нин, Баб Маш, - конспираторы… У нас конспирация…

- Ну ладно, ладно, - успокаивал его Бусыгин.

- Ладно, – повторил как эхо Бондарев и затих.

Минуты три он сидел спокойно, а потом вскинулся, стал шарить по карманам и достал сигареты.

- Подымить надо, - заявил он. - Ты как, Михалыч?

Бусыгин отобрал у него сигареты и участковый, состроив обиженную мину, отвернулся в противоположную сторону. А ведь мог бы, как говорится… Ведь он был на полторы головы выше, чем «Михалыч», моложе и здоровее.

Много чего еще пришло ему в голову по дороге до Лугового. Во хмелю он был добр и покладист, как и в своей трезвой жизни, но, в то же время, очень предприимчив…

Через сутки на той же автостанции, только на другой скамейке – не на той, на которой дремал Анатолий Михайлович, - сидел Артем. Он вместе с другими пассажирами ждал запаздывающий автобус. Пассажиры говорили, что он уехал подремонтироваться и считали, что лучше подождать, чем «все будет как в прошлый раз», когда он сломался посередине между Старым Селом и Луговым. Вереницын от нечего делать рассматривал людей, собравшихся на остановке, – как они говорят, какие у них жесты, манеры. Он более-менее забыл про свой «подвиг разведчика», вернее, уже не считал его подвигом. Он больше думал о том, что здесь, на автостанции, все местные жители похожи друг на друга и делают все в своем, совершенно местном стиле. «Они похожи… На кого же они похожи?» – думал Артем и пять и семь и десять минут, - пока не было автобуса. В них было что-то общее, что можно было назвать одним словом… Оно вертелось у него на языке и все никак не приходило на ум.

Тут, будто из ниоткуда, рядом со скамейкой появился невысокий поджарый мужик запенсионного возраста, в вытертом и обвисшем пиджаке, в очках со сломанной дужкой, примотанных к голове бельевой резинкой. Он подошел к Артему и поначалу просто сел рядом с ним. Потом он начал выказывать какое-то странное нетерпение, ерзать, заглядывать под лавку. Вереницын догадался - тот ждет, что он уйдет. Он уже собрался встать, когда мужик сказал:

- Извини, брат, не удивляйся.

И полез под лавку.

Артем смотрел, как он там ползает. Мужик явно что-то искал. Наконец он вылез из-под лавки и глубокомысленно произнес:

- Херня какая-то…

И стал осматривать все вокруг – синюю заплеванную урну, клочковатую полувытоптанную траву. Потом подошел к Артему вплотную и попросил:

- Земляк, если не затруднит, подвинься, пожалуйста… …Благодарю, - и снова залез под лавку, теперь уже под местом, где только что сидел Артем.

Наконец Вереницын не выдержал и спросил:

- А что вы ищете?

- Челюсть, – послышалось из-под лавки.

- Челюсть?

Мужик вылез и сказал:

- Ага. Верхняя-то – вот она, - он вынул ее и показал Артему, - мне ее племяш принес. А нижняя…

Он поставил челюсть на место, склонился и заглянул под соседнюю скамейку.

- Нет, тут ее быть не может, – резюмировал он.

- А почему вы ее здесь, на автовокзале ищете?

- Так э… Спал я тут, на лавке. Надрался как свинья – был грех – и заснул. Раскрыл клюв-то! Они и выпали. Уж не держатся ни хрена. Я их на зоне еще ставил, а там специалисты – сам знаешь какие. Одну племяш принес, а где вторая?

Обалдевший от этой истории Артем встал и сам осмотрел урну, траву вокруг лавок, под лавки тоже заглянул. Видя такое участие, мужик спросил:

- Сам-то откуда?

- На дачу еду, из города.

- У нас дача?

- Ну да, в Старосельском районе.

- Не в Затылкине?

- Нет.

- В Затылкине Большак родился. Не слыхал?

- Нет.

- Ну, ты че! Запомни! Пригодится! Сидел я с ним… Он нашу зону вот так держал! У него всегда все правильно было, без обид! У меня от него в городе адресок есть, - всегда перекантоваться можно, если чё… Хочешь, дам?

- Да нет, не нужно, спасибо.

- Ну, без обид…

- Да что вы, - сказал Артем, - конечно.

Мужик посидел еще, потом снова полез было под лавку, но встал, махнул рукой на это дело, помолчал немного и признался:

- Вообще-то я – тюбик… Но ты не бойся, тут воздух свежий, - не камера все-таки, - не заразишься. Ну, бывай.

И ушел.

«Обалдеть! – подумал Артем, – потерял обе челюсти! Смешно это или грустно? Тюбик… Что такое тюбик?» Он подумал, что это какое-то венерическое заболевание, но потом напряг свой филологический ум и понял, что речь идет о туберкулезе. Он снова припомнил мужика, его сутулую и настороженную, какую-то колючую фигуру и вдруг слово, которое не мог подобрать для местных жителей, пришло к нему само собой. Ерши! Они похожи на ершей! Даже дети!

Уже пришел автобус, Артем сел на место, заплатил за билет, уже даже ехал по трассе, - и все вспоминал историю ершистого мужика, потерявшего вставные челюсти, сочинял и пересочинял ее, и все никуда не годилось, все никак не заканчивалось и не обретало никакого художественного смысла…