Сергей Черняев - Брат Солнца

Человек этот был коротко стриженым, голым по пояс, в синих тренировочных штанах и сланцах на босу ногу. Светло-серые, навыкате глаза смотрели прямо как бы без единой мысли и, в то же время, со смесью вздорности и гостеприимства. В правой руке внезапного гостя была плохо ощипанная курица, а в левой – поллитровка.

Они смотрели друг на друга, наверное, секунд тридцать, и Артему время от времени казалось, что он попал в рассказ Хармса про мужика на дереве, который показывал кулак, - и если снять очки, то мужик пропадал, а если опять одеть – то снова появлялся. Но Артем носил линзы. Мужик не исчезал.

- Ну, что смотришь? - сказал мужик. - ЗдорОво! Вот, видишь, знакомиться пришел. Я ведь не как эти, - махнул он головой, видимо, в сторону «этих», - мне наливать не надо, я сам кому хошь налью! Я, вишь, не с пустыми руками пришел, - поднял он курицу, - с гостинцами.

В сознании Артема медленно всплыло слово «контуженый». У него часто – в силу образования и специфики работы – всплывали в голове нужные слова. Он только не мог сообразить – про кого это слово – про мужика или про него, - про Артема?

- Отца твоего знаю, - сказал гость, - хороший мужик, выпивали вместе. Давай и мы, что ли, - за знакомство!

- Неплохо бы познакомиться, - перед тем, как за знакомство пить.

- Да ладно… - скривил мужик губы, - чего тут знакомиться… Это я уж так сказал… Ты – Артем, а меня тут все знают… Любую собаку спроси: «Куканова, - скажи, - знаешь?» - скажет: «Знаю!»

Да, про Куканова Артем слышал. Чудной мужик, заводивший своими выходками всю деревню, - так про него рассказывали родители. Чудной и, в общем, безобидный. Наговорит с три короба, заварит кашу, а потом изо всего выходит пшик. И, действительно, отец с ним иногда аккуратно выпивал. Почти каждая такая выпивка превращалась в анекдот.

- Ну хорошо, - согласился Артем из дипломатических соображений, - пойдем на веранду, что ли, - не из горла же пить.

- О! – окнул на полдеревни Куканов. - Это дело!

На веранде Артем достал стограммовые стаканчики, копченую колбасу и хлеб, которые привез с собой, сделал бутерброды. Кроме того, он расстелил на столе газету, - чтобы Куканов положил, наконец, свою курицу. Приглядевшись к бутылке, Артем спросил:

- А чего там?

- Известно чего – самогон!

Артем с недоверием еще раз изучил прозрачную как хрусталь жидкость в бутылке:

- Точно? А не политура какая-нибудь?

- Ты че, обижаешь…

- А почему он прозрачный?

- Вот ядрена карусель! – хлопнул себя по коленке Куканов. - Вы там телевизор в городе больше смотрите, скоро уж совсем все забудете… Только в кинах самогон как с соплями мешаный, а настоящий-то он – чистая слеза! Ну, на крайняк – подкрасишь чем-нибудь…

И все-таки Артем не решился пить Кукановский продукт и предложил отведать водки из отцовских запасов. Куканов сначала, было, обиделся и схватил со стола свою курицу, но, подумав, положил ее обратно и сказал:

- Хрен с тобой, тащи… А самогонку я тебе дарю! Попробуй, - она полезная, - для себя гнал… Тут все природное…

Артем пошел за водкой. У отца всегда были припасены две-три бутылки для расчета с местными мужиками. Он все боялся их потравить и водку всегда покупал дорогую. Те, бывало, ругались, что «Саныч» деньги переводит, а он говорил: «Зато душа спокойна, что вы не ослепнете и вообще живы останетесь…» Правда, теперь эта система оплаты постепенно устаревала, - главную роль стали играть деньги.

Себе Артем налил чуть-чуть, - на мизинец ото дна. Куканов дождался, пока стаканчик наполнится по ниточку и жестом показал: лишнего не нужно. Чокнулись, выпили, закусили. Куканов посвежел, сверкнул глазами и откинулся на спинку стула.

- Вот… Вишь, какой я человек! Я тебе правду скажу, Артем… Тут вообще никому доверять нельзя! Никому! Вся деревня – вруны и воры! Обманут! А я – смотри – сам к тебе пришел и выпить принес! И курицу – держи – подарок! Тяпнул я ее топором, Прыгала без башки… Дура…Они все прыгают… - Сказал он и замолчал. Глаза его остановились и остекленели секунд на пять, потом он дернулся будто от подзатыльника и торопливо продолжил. – И вот думаю: ну на хрена она мне? Самогонки взял – пошел угостить кого-нибудь, курицу отдать. Мне она зачем? – А ты съешь…

Артем засмеялся:

- А ты не съешь?

- Съел бы… Возиться не хочу… Наливай еще…

Артем налил по ниточку еще раз.

- А себе?

- Да я еще маленький... Мне больше нельзя…

Куканов недовольно посмотрел на него:

- Маленький… Мы тут не в игрушки играем! Маленький… Чокаться я с кем буду?

Артем с усмешкой мотнул головой и плеснул чуть-чуть в свой стакан. Чокнулись. Куканов выпил, а Артем – нет.

- Слыхал, у нас вор в законе дом купил? – Спросил Куканов, продышавшись.

- Нет.

- Странный такой… Все губы вперед тянет… По участку ходит – кричит, на каждом шагу жену зовет. Водку не пьет. Носатый… Черный весь… Культурный… Я так думаю – чечен. Или грузин. Кавказ, в общем. Мусульманин.

- А какой дом?

- Депутата знаешь?

«Лично, конечно, не знаю, - подумал Артем, - но уже наслышан».

- Да.

- Вот наискось от него. А еще этот… Кисель освободился. Слыхал?

- Нет.

- Ну! Ты че! Шесть лет назад дачника тут порезал… Тоже молодой дачник-то был, - вот как ты. Они, Киселевы, такие. Брат его, слышь, молотком жену грохнул… Да. Он на рельсе гвоздь правил, - Тут Куканов изобразил историю в лицах, как будто сам тогда присутствовал, - Она ему говорит: «Миша!» А он: «Не зуди!» Она: Миша!» - Он: «Отстань!» - А сам стучит молоточком. Она ему: «Миша!» А он как заорет: «Достала ты меня, стерва!» - и швырнул ей молотком в башку. Ну там.. кровь, мозги… Ну, что сидишь-то, третью уж давно пора…

Артем, озадаченный разгулом преступности в одной, отдельно взятой деревне, задумчиво отвинтил крышку на бутылке и налил Куканову третью. Чокнулись, выпили оба, закусили. Тут ему припомнились еще и Снегиревы, про которых говорила баба Маша.

- А у брата его длинный ножик был… Он свиней им резал. На кухне у него лежал. Он точить его любил… Поточит-поточит, - задумается, - и на полку кладет. Специалист был по свиньям… Ну вот… На свободе он теперь.. Есть кому кровушку-то пустить… Свинью режешь, - так в сердце попасть надо. Это не каждый может… А он – мог… Кисель-то…

Артем совершенно оторопел от этой истории. «Куда же я приехал, – подумал он, - отдохнуть решил… Живым бы остаться…» И, сам не зная почему, спросил:

- А как его имя?

- Кого?

- Киселя…

- Да какая разница… - сказал Куканов и задумался, - Димка… Или нет, - Пашка. Да, Пашка его зовут. Забыл уже за восемь-то лет… Или десять ему дали… Да чего там… Кисель – он и есть Кисель!

Тут лицо Куканова стало серьезным и даже нравоучительным:

- Все… Ты мне больше не наливай. Вот так-то. Меру надо знать, Артем. Ты вот молодой, и я тебе открою секрет: знай меру. Вот столько пьешь, - и ни-ни. И все будет в порядке. У меня вот норма – триста тридцать грамм! Вот по сюда, - показал он на бутылке. – Дай-ка ее сюда, - прибрал бутылку к рукам Куканов. - Нельзя недопитую оставлять, Артем… Неправильно… Я ее вечерком уделаю.