Джакомо Ванненес - Лучшее прощение — месть

Ненависть — это чувство, испытываемое в одиночестве. Жестокое и пьянящее чувство. Это возмездие за несправедливость по отношению к тебе, и только ты сам определяешь способ, сроки и размеры этого возмездия. Как с продажной женщиной. Ты сам решаешь будешь ли ты с ней день, месяц год или целую вечность. Ты сам себе судья и сам определяешь цену, которую тебе должны заплатить. Помнишь как сказал один писатель: можно ли убить из-за розы? Зависит от того, какую цену имеет для тебя эта роза. И никто другой не имеет здесь права голоса.

Ненависть, в отличие от любви, избегает шумных улиц. Она бережно и ревниво сохраняется в самой глубине твоей души. Это такая драгоценность, которую не стремятся выставлять напоказ. Даже если ты расскажешь о ней какому-нибудь близкому другу, вряд ли он поймет с твоих слов всю ее силу.

Слова не равноценны чувствам. Они не могут объяснить всю их глубину. И, в конце концов, любовь может меня пресытить, ненависть — никогда. Это моя пища, она дает мне жизнь. Она превратилась для меня в какой-то наркотик. Без нее я не могу жить и бороться дальше. Только смерть освободит меня от нее».

— Но откуда эта ненависть, такая сильная, непрекращающаяся? Такая яростная? Ведь чем-то она была вызвана? Чем? — в отчаянии спросил комиссар Ришоттани.

— Безусловно, Большую ненависть порождает большая любовь, — произнес раввин, — Но не будьте так нетерпеливы. В свое время вы узнаете, как произошел разрыв между Франческо и Самуэлем. Важно, чтобы вы поняли на конкретных примерах всю низость и подлость Самуэля и жесточайшую обиду Франческо.

Постарайтесь не забывать этого, дорогой комиссар Ришоттани, и слушайте меня внимательно.

Обычно считается, что дорогу молодым прокладывают старшие. Но это не всегда так. Самуэль был очень ловким мастером подделки. В своих собственных глазах он выглядел прямо-таки, как Господь Бог, потому что ему удавалось ловко надувать ближнего, и он был горд этим своим талантом провинциального мошенника. Но престиж имени Рубироза создал именно Франческо, его талант и предприимчивость. Он обладал особой интуицией, предугадывая направление движения и повороты рынка антиквариата.

Дальше — обычная история.

Сначала дядя поддерживает племянника, но осторожно, поскольку выход на международный рынок несколько пугает его. Затем его энтузиазм растет. Он безмерно богатеет, имя Рубироза становится знаменитым, и вдруг — разрыв.

Давайте посмотрим, что привело к этому разрыву, положившему начало ненависти Франческо, но вместе с тем и его быстрому восхождению к вершинам мира антиквариата.

Франческо не удается получить деньги на галерею в Париже, и он вынужден удовлетвориться маленькой лавкой в Риме на паях с дядей. Их общее дело совершенно не клеится. Племянник, двадцать лет пользовавшийся абсолютной свободой, проведший их в постоянных перелетах из одной страны в другую, чувствует себя мальчишкой под постоянным присмотром хозяина.

Господь Бог местного значения все более распоясывается. И племянник, наконец, начинает понимать, что много лет он подчинялся посредственности, человеку фальшивому, ограниченному, с узким кругозором и именно поэтому очень властному и амбициозному. Возможно, он и смог бы отнестись снисходительно к этим недостаткам: Франческо был благороден и любил своего дядю. Но затем произошли некоторые события, вызвавшие в нем окончательное отвращение к Самуэлю.

Однажды один туринский антиквар зашел в римскую лавку Франческо и, болтая о том о сем, вдруг сказал: «До чего же неуступчив твой дядя! За маленький авторский комод в форме полумесяца он запросил с меня 4 миллиона. Я предложил ему три девятьсот, и он не согласился!»

Франческо побледнел.

Это был тот самый комод, который он попросил у Самуэля для своей римской лавки. Дядя сказал ему тогда, что вещь эта стоит шесть с половиной миллионов. Продай его, сказал он, и выручку мы поделим пополам.

В другой раз еще один клиент сообщил Франческо, что римские консоли, за которые он просит 9 миллионов, были шесть недель назад представлены на страницах «Амики» с продажной ценой в шесть миллионов.

Франческо понял, что дядя во что бы тол ни стало стремится помешать ему создать собственный капитал и реализовать некоторые его проекты, на первом месте среди которых стояло создание художественной галереи в Париже. Это была его мечта, от которой он не мог и не хотел отказаться.

Уже этот факт, дорогой комиссар Ришоттани, должен открыть вам всю ограниченность вашего друга Самуэля.

Имя в Париже — это имя и во всем мире. А у Франческо в Париже были самые широкие возможности. Он более чем утвердился в том еврейском клане, без чьей поддержки бесполезно предпринимать что-либо как в области искусства, так и во многих других.

Происходило все это в далеком 1972 году. Франческо уже жил с Анник. Она ждала ребенка и вскоре должна была стать его второй женой. Возмущенный Франческо решил тогда отказаться от совместной деятельности с дядей и попросить у него выходное пособие, чтобы вернуться в Париж и реализовать, наконец, свою мечту. Он понял, что его постоянно обманывали и в моральном и в денежном плане. А потом он узнает еще и то, что Рембрандт приобретен дядей.

Вы были знакомы со стариком Самуэлем, и даже если он был с вами дружен, отчасти небескорыстно, наверное признаете, что он чрезвычайно искусно, с чисто иезуитской ловкостью умел втирать очки. Обвести вокруг пальца бедного Франческо, ребенком потерявшего отца и тянущегося к родному человеку, было для Самуэля детской игрой.

Но мальчик стал мужчиной, и когда он заметил обман, то реакция его была пропорциональна испытанному разочарованию.

Добавьте еще и следующее обстоятельство. Кузен Франческо, бедный Диего, вдруг становится отцом, несмотря на свою неизлечимую импотенцию и бесплодные усилия самых знаменитых европейский эндокринологов. Мнения разных лиц здесь расходятся. Одни считают, что Аннализа Вакка-Рубироза забеременела с помощью Святого Духа, другие же, более прозаичные, думают, что тут не обошлось без активного и добровольного участия дядюшки Самуэля.

Так или иначе, через год-другой маленький Чезаре уже гораздо больше походил на дядюшку Самуэля, чем на Святого Духа или беднягу Диего, у которого возникли некоторые подозрения..

Коллеги утверждали, что если им случалось заглядывать в лавку Самуэля и там вдруг появлялась синьора Аннализа, старик весь преображался и начинал вести себя довольно смешно. Суетясь и нервничая, он старался оттеснить своих собеседников к выходу и, прекратив разговор, как можно быстрее захлопнуть за ними дверь. При этом, как все не очень умные люди, которые именно по этой причине чрезвычайно высокого мнения о своем уме, он был уверен, что его маневры остаются незамеченными.