Ги Декар - Зверь

— Со мной? Ничего... Я надеялся, что мне будут предлагать громкие дела, и терпеливо ждал у себя дома.

— И предлагали?

— Ни разу! Вообще-то это нужно было предвидеть. Что ты хочешь... Я — адвокат старой школы, молодые карьеристы таких теснят. Кроме того, я не слишком светский человек.

— Слушай, тебе надо встряхнуться. Я как раз хочу предложить тебе новое сенсационное дело. Речь идет об одном калеке, который убил жену...

— Ты, похоже, решил сделать из меня специалиста по убогим. Нет уж, спасибо. Скажу тебе, чтобы ты знал: я предпочитаю вернуться в свой уголовный суд.

— Ты с ума сошел!

— Может быть... если только не поумнел.

— Разумеется, делай как знаешь. Но тебе ведь это не помешает заглядывать ко мне иногда? Хорошие си­гары всегда ждут тебя.

— Хочешь поймать на слабости...

Улыбнувшись вслед удалявшемуся шефу адвокатов,

Виктор Дельо отправился по своему обычному маршру­ту— от секретаря к секретарю, из канцелярии в канце­лярию, изучая объявления о находящихся в производ­стве делах. Спустя три часа, освободившись от тоги и сменив ток на канотье, он выходил из адвокатского гардероба. Погода была прекрасная и располагала к мечтаниям. Виктор Дельо направился к дому. Он шел не спеша по набережной Гранд-Огюстен, останавлива­ясь возле каждого букиниста, листая пожелтевшие страницы книг, поправляя пенсне, чтобы лучше рас­смотреть старинную гравюру. Но на самом деле он ни­чего не видел, погруженный в мечтания, которые уноси­ли его далеко, очень далеко,— в Институт Святого Ио­сифа в Санак, о котором он не мог забыть с тех пор, как там побывал. Там, по крайней мере, можно было успокоиться душой и забыть о страстях и расчете, ко­торые движут людьми.

Он был очень удивлен, когда увидел ожидавшего его на лестничной площадке человека. Это был Ивон Роделек — в черной сутане с голубыми брыжами, сму­щенно вертевший треуголку в больших руках. Высокий, с ясным взглядом за толстыми стеклами очков, старик, казалось, еще больше ссутулился.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул адвокат, приглашая посетителя пройти в свою скромную квар­тиру.— Вот уж не ожидал, что сегодня с вами увижусь! Возвращаясь из Дворца, я как раз думал о вас, о ва­ших сотрудниках в Санаке, об учениках тоже.

— Должен сначала извиниться перед вами, дорогой мэтр,— мягко сказал Роделек,— за то, что не пришел раньше поблагодарить вас за все, сделанное вами для моего Жака. Но я не решался увидеться с вами до тех пор, пока все не закончилось, и хорошо закончи­лось!

— Да, да! Виновный понес наказание, а невиновный оправдан. Как чувствует себя мой бывший клиент?

— Вы, наверно, сильно обижены на него, так же как и на его жену, за то, что ни он, ни она до сих пор не явились выразить вам свою благодарность?

— Это в порядке вещей, мсье Роделек. Вам самому давно известно, что истинное вознаграждение не в люд­ском признании. Но давайте не будем говорить об этом и вернемся к моему вопросу: как дела у Жака?

— Хорошо. Даже очень хорошо. Могу вам сказать сегодня, что он снова будет счастлив.

— Прекрасно!

— Главная цель моего приезда в Париж заключа­лась в том, чтобы помирить его с женой, которой он все простил.

— Я так же, как и вы, всегда думал, что они со­зданы друг для друга. Разве нежность не есть основа большой любви?

— Да, я всегда так думал... и рад сказать вам, что мне удалось уговорить Жака и Соланж приехать на несколько месяцев в Санак, где они снова смогут обрес­ти друг друга в родственной им среде. Завтра утром мы выезжаем туда.

— Счастлив слышать это от вас. А сами вы, мсье Роделек? Давайте поговорим немного о вас. Как вы себя чувствуете?

— Я старею, как все. Несмотря на очки, плохо ви­жу— слабеет зрение. Все больше и больше глохну... Со­гласитесь, любопытно было бы, если бы я вдруг ослеп и оглох после того, как худо-бедно научил многих своих несчастных воспитанников слышать при отсутствии слу­ха и видеть при отсутствии зрения? Если бы это слу­чилось, я благодарил бы Бога за то, что он дал мне раз и навсегда по-настоящему понять то состояние, в котором находятся мои дорогие ученики.

— Вы все тот же, мсье Роделек.

— И вы тоже, дорогой мэтр.

— Может быть, отличительная черта старых холо­стяков в том и состоит, что все они немного похожи друг на друга?

— Несмотря на громадное удовольствие от беседы с вами, я вынужден вас покинуть,— сказал Ивон Роделек, вставая.— У меня еще один визит.

— Держу пари, что речь идет о каком-нибудь не­счастном, которого вы хотите увезти в Санак.

— Вы замечательный психолог, дорогой мэтр. Да, действительно, речь идет о несчастном ребенке, тоже слепоглухонемом от рождения. Еще не знаю, смогу ли я его взять в Санак, хотя очень хочу воспитать еще од­ного, двадцатого своего ученика, перед тем как отойти в иной мир.

Оставшись один, Виктор Дельо облачился в выцвет­ший халат, надел домашние туфли и погрузился в крес­ло. Хотя глаза его были закрыты, он не дремал. Он вспоминал весь процесс по делу Вотье, его многочис­ленных участников-свидетелей, среди которых были и малоприятные, и неловкие в своем чрезмерном стрем­лении помочь подсудимому; изворотливого и агрессив­ного генерального адвоката, спокойного и понимающего председателя, наконец, самого подсудимого, замкнув­шегося в молчании. Потом он подумал о завтрашнем отъезде Жака, Соланж и Ивона Роделека с новым вос­питанником. Адвокат хорошо понимал сердце старого человека и знал, что он не устоит перед желанием вне­сти свет в сознание и пробудить душу еще одного су­щества. Четыре человека сойдут завтра с поезда в Санаке; на площади перед скромным вокзальным зданием их будет ждать улыбающийся и говорливый брат До­миник, который отведет их к крытой старым брезентом повозке и по пути расскажет последние новости. Эта по­возка служила для выездов в город, на ней же достав­ляли и продовольствие для института. Запряженная в нее пегая лошадь по возрасту могла почти сравниться с Валентином, совмещавшим обязанности кучера и са­довника. Виктор Дельо, побывавший в институте, знал, что у каждого там было несколько обязанностей, ску­чать времени ни у кого не оставалось.

По-прежнему погруженный в мечтания, он предста­вил себе, как тронулась повозка. На облучке рядом с Валентином — брат Доминик, весело здоровающийся со всеми своими многочисленными знакомыми. И никто из посторонних не знает, что внутри древней повозки си­дит— ни жив ни мертв — еще один обделенный судьбой, которому предстоит соединиться с братьями по несча­стью. Он тоже ничего обо всем этом не знает — двадца­тый по счету ученик Ивона Роделека, пристроившийся рядом с девятнадцатым — Жаком Вотье, который давно уже не зверь, а такой же человек, как все, способный снова стать счастливым.