Анатолий Стрикунов - Золотые цикады сбрасывают кожу

Очевидно, возможность выступить в роли рогоносца развеселила маэстро, потому что в трубке снова раздался хохот.

– Спасибо. В другой раз…

Сандре все-таки удалось осуществить свой замысел. Совсем как в старой итальянской ленте. Героиня изменяет мужу и дарит супругу пленки с кадрами об этом.

Юрий стал говорить, будто Сандра находилась рядом:

– Неужели не ясно, что душа загадочная и тайна ее страшная уже давно разгадана. Психиатрами. И если, девушка, вас это по настоящему интересует, то возьмите медицинский справочник и почитайте диагнозы: циклоид, шизофреник, параноик, невротик! А то мы, блин, добровольно с ума сходим, а потом удивляемся – а чего нам так хреново?

Но чем больше Томкинс бегал по комнате, чем более веские аргументы выдвигал, тем очевидней становилась молчаливая правота Сандры. И исходила эта правота из самой сути Ланской. И не требовала никаких подтверждений, и не нуждалась ни в каких словах.

Абрикосов внезапно перестал бегать и успокоился, потому что нашел причину своего волнения – гениальность Сандры. А она не вмещается в формат.

Так что не дергайся. Ты кто? Бульварный романист, посредственность на все руки. Запомни, бездарь, гениальность может выразить лишь она сама. И если на то будет воля свыше.

Ты лучше взгляни на текст глазами умного врага-редактора.

Дневники героини? Этим никого не удивишь. Тем более о чем?

Это что, описание внутреннего мира девушки из Восточной Европы? Она кто – жертва? Нет. Злодей? Нет. Жанна д'Арк, борющаяся за счастье своего народа? Нет. На худой конец, моногамная особь, не желающая становиться добычей гориллобразной лесбиянки с рыжей бородкой? Тоже – нет. Тогда о чем базар, писатель? Мафия какая-то несерьезная, с перепелиными гениталиями. Где силиконовые бюсты 70-го размера? Где базуки крупнокалиберные, органы подростков еще теплые, расфасованные для распродажи! Любить – по-русски! Изменять – по-русски! Не с человеком, уже было! С кентавром! Дайте нам портрет настоящего отечественного педофила! Крупным философским мазком. Патриотизма подпусти, особая роль славянской цивилизации, богохранимое Отечество… А сюжеты? Развиваются совершенно без учета вкуса целевой аудитории. Вера, например, узнав адрес новоиспеченной любовницы Виктора, нагрянула туда и долго била мачо ногами. Буквально. Виктор лежал пьяный, и только вяло прикрывал лицо руками. Хозяйка квартиры, милая куколка, онемела и в ужасе забилась в уголок, как суслик в норку…

О разборке Томкинсу рассказала Ирина. Вера захватила подружку с собой прямо со смены, чтоб не так страшно было. На следующий день избитый Виктор позвонил Вере, но та лишь поинтересовалась:

– У тебя есть претензии?

И услышав «Нет. Мы в расчете», повесила трубку. Разве такой может быть развязка отношений двоих в романе? Вера тоже не жертва. Тогда кто?

Ни героев, ни Добра, ни Зла. Прямо Верлен: «…И ни зла, ни боли, только плачет сердце, плачет от того ли, что ни зла, ни боли?».

Внезапно Юрий увял. Все ясно – «нечем» писать. И не о чем. Вдохновение без аванса не приходит.

Через двадцать дней Абрикосов прочел записку Сандры, зеленым фломастером, крупными буквами: «Прилетела в Минск и сразу уезжаю. Вернусь послезавтра. Встречаемся под часами в 17, у старой башни».

Стопка листов А4, исписанных знакомым почерком. Соседская девочка принесла их вечером в полиэтиленовом пакете, заклеенном скотчем. Он недавно вернулся после дежурства и с трудом поднялся, чтобы открыть дверь. Только под утро, окончательно проснувшись, уселся за стол, включил лампу.

Фея стояла с дымящейся чашкой чая в руке и ложечкой, полной невозможно вкусного зеленого меда. Именно зеленого, я не оговорилась.

Приняв ванну, фея, не одеваясь, но насухо вытершись полотенцем, позволила себе такую маленькую роскошь – выпить чая.

Раздался какой-то шум, будто в квартире этажом ниже заработала машина, большая, как бульдозер, и фея подумала: «Ничего себе «агрегатик», аж пол зашатался».

Потом пол стал вообще каким-то «кисельным», стены тоже зашатались как пьяные, а стекла вылетели вовсе, рассыпавшись осколками по полу. А одно целиком выпало наружу и парило, как будто с волны на волну, скользя вниз. Такие жуткие «качели».

В голове у феи мелькнула картина рушащегося здания (квартира, в которой добрая волшебница пила чай, находилась на самом последнем этаже девятиэтажного дома), и от этого, наверное, «совсем уж нечего делать» ее бросило в жар, и фея услышала в голове слова молитвы: «Господи Иисус Христос, Сын Божий, помилуй меня грешную». А дальше она лишь непрерывно повторяла: «Господи помилуй».

Молитву фея творила помимо воли, понимая, что больше ничего сделать не в состоянии.

Кошмар продолжался минуты три.

Я никогда не думала… землетрясение ужасно долгая штука. Даже если длится две минуты или чуть больше.

Когда, наконец, стихло, бросив в сумку самые необходимые вещи, оделась и вышла на улицу.

Прежде, чем закрыть дверь, окинула беглым взглядом комнаты и только теперь обратила внимание, что вся штукатурка с потолка переместилась на кровать, пол, кресла, в аквариум, а потолок расколола зловещая трещина.

На улице, встречавшиеся на пути женщины плакали. Это случилось в середине дня. Около часа.

Пока шла по улице, все время в голове крутилось одно: «Боже, как иллюзорна кажущаяся прочность мира! Ведь в любое мгновение все может исчезнуть».

Погуляв по городу, фея сказала себе: «Ты же славянка, в конце концов! Два раза в одну и ту же воронку бомба не падает». И решила вернуться.

В этот миг рядом пронеслась белая «Волга», заскрежетали тормоза. Из машины вышел Георгий. У него две машины, но к этой старушке отношение особое. Зимой на обледенелой горной дороге вылетел за полосу ограждения, и метров триста машина падала, переворачиваясь на заснеженном горном склоне, чудом минуя торчащие из белой крупы острые камни. Отделался синяками и ссадинами, и даже «Волгу» отремонтировал.

Гиоргобиани сказал, что был у меня, но не застал. Сейчас Георгий уезжает из города, так как по сводкам значительные разрушения в селении, где живут родственники.

– Тебе будет лучше с сегодняшнего дня ночевать в нашем доме, – предложил Гиоргобиани, и я согласилась.

Прежде, чем подняться на свой девятый этаж, зашла в бар. У стойки передо мной стояли двое молодых мужчин.

– Вы гость у нас? – повернулся ко мне один из них.

– Да.

– Вы будете заказывать себе обед? – опять спросил парень.

– Нет, только выпью вина, – за время, проведенное в Чиатуре, я привыкла к совершенно открытому доброжелательному отношению между людьми.

Подав мне бокал с вином, бармен отказался взять деньги.