Анатолий Стрикунов - Золотые цикады сбрасывают кожу

Жалко, что ты этого не поймешь, Мадам Пирогофф. Почему? Да потому, что муж твой тоже – Пирогофф, и дети у вас маленькие Пирогофф, и близкие родственники из дальних деревень.

Это возникало в постели и, как ни странно, в общественном транспорте. Иногда, не всегда, но когда это возникало, люди начинали как-то особенно смотреть в нашу сторону. Понимаешь? А все остальное время я просто не жила, а мучилась и предчувствовала, что-то очень не хорошее.

Иногда «Зеленая куртка» делал какие-то странные намеки: дескать, в его прошлой жизни есть бесконечно дорогие люди, он любит свою жену.

Я никак не могла этого всего понять, но делала вид, что согласна и тоже разделяю такой свободный стиль поведения. Знаешь, когда любишь, изо всех сил стараешься верить в то, что тебя тоже любят. И знаешь, думаю, он меня тоже любил временами.

В конце этой зимы «Зеленая куртка» уехал на сборы в Подмосковье. А потом меня всю пошатывало и в груди временами горело. Это не ревность. Все никак не могла сообразить, почему он не хочет, чтобы я приехала.

Однажды вечером поняла, что еще одной ночи не выдержу. Успела на самолет. В аэропорту взяла такси и около 23:00 вошла в гостиницу, сняла номер и стала спускаться вниз по лестнице.

Этажом ниже «Зеленая куртка» целовался с дамой. Необходимость в сюрпризе явно отсутствовала.

И знаете, мадам Пирогофф, мне стало дурно. Очнулась через несколько минут, сидя на лестнице. Ребята уже докурили и ушли. Доплелась на подламывающихся конечностях в номер. Утром улетела в Минск. В этот же день сделала аборт.

Любопытно, что все эти два года мне было настолько… Я знала – будет что-то нехорошее. Все время ожидала нехорошее.

«Зеленая куртка» сейчас по-прежнему со своей первой женой. А я по-прежнему. Нет, я не по-прежнему.

Мне иногда снилось, т. е. во сне я видела, как он мне изменяет. И просыпалась потом в ужасе, даже не в ужасе, а… то в груди жгло, то страх какой-то холодный… и долго не могла прийти в себя.

Интересно, какие сны видит жена «Зеленой куртки»?

Когда он вернулся, то я не сказала, что все знаю. Я зачем-то сказала – «увлечена другим». Мэн деликатно пожелал в ответ «счастья». Я поблагодарила.

Хочется в душ.

Душ – это счастье. Струйки горячие, я вас люблю. Не хочу думать ни о чем.

Совсем недавно увидела «Зеленую куртку» с двумя довольно страшненькими пожилыми «девочками», одна из которых держалась за его шею и капризно повторяла: «Ну, Серж, ну Серж, хочу кататься!».

А «Серж», явно через силу, улыбался и повторял: «Дорогая, о'кей».

И был очень обыкновенный. И некрасивый. И жил, то есть живой у него была только нижняя часть лица и не губы, а челюсти. Самое главное, оказывается, в лице «Зеленой куртки» – челюсти. Никак не ожидала. Очень банален. А я получаюсь тогда как он. Точно. То-то от этих мыслей мне плохеет.

Сейчас задернем клеенку и пройдемся ледяным. О! Так, а теперь горяченьким. А теперь средним. Хорошо.

Получается, «Зеленая куртка» – душегуб, он меня чуть не умучил. Ведь были же моменты, когда о венах да о петле подумывала.

И жену свою он придушил. Я ее видела – на ней лица нет, без лица.

И я сейчас готова стать душегубом. Совсем как «Зеленая куртка». Какой-то замкнутый круг. Все, выходит, проститутки. «Куртка» за деньги с «мамочкой» из Торговой палаты…

Так надо еще раз холодненьким – фр-р-р-р-р…

Вышла из ванны, вытираюсь оранжевым махровым полотенцем.

Самое страшное в жизни А. Ланской – повторяемость. Будто бежишь по какому-то заколдованному кругу, и все время с удивительным постоянством попадаешь то в дерьмо, то в комсомол: «подобное тянется к подобному». Но так не только у меня. За редчайшим исключением – у всех подружек. У Марины постоянные конфликты с мужем арабом. У Веры бесконечные проблемы, причем, всегда крайности, или-или. Жизнь или смерть. Из-за характера что ли? Как-то давно, зимой в начале второго позвонила Вера, голос дрожит:

– Если можешь, приезжай, пожалуйста, потом объясню. Мне надо идти в милицию. А Леша спит, если один проснется, испугается.

– Сейчас приеду, а что произошло?

– Ничего. После расскажу.

– Возьми такси. Деньги есть, я заплачу.

Зачем такси, если до ее дома идти не больше 12-ти минут. На улице совсем не холодно, синяя, темно-синяя ночь, яркая луна, падает снег. Как в спектакле. Не помню название, но помню свет луны, и снег падает крупный не настоящий, но очень красивый. Люблю гулять ночью. Никого нет. Только Луна и ты. Раньше Луна, ты и Марта. Теперь Луна и ты. Когда переходишь через речку или стеклянные лужи, видишь, как луна движется. Ты остановишься, и она остановится. Интересно. Как в кино. Какая я старая. Сейчас вдруг вспомнила, как много прожито лет. И как много успела бросить. Ха-ха-ха! Я все время все бросаю. Училась на актерском. Очень смешно получилось, как меня отчислили, из-за «Зеленой куртки». Потом восстановили. Но это не интересно.

Кошмар. Взрослые люди».

Томкинс помнил эту ночь и свою речь, потом – на суде: «Нож лежал на холодильнике». Юрий хорошо помнил, как на лестничной площадке лезвие внезапно вынырнуло из рукава пальто Виктора. И в ту ночь Сандра выручила, осталась со спящим Лешкой, когда он с Верой пошли в милицию давать показания и писать заявление.

Абрикосов прервал чтение и набрал номер телефона матери Сандры. Никто не снял трубки. На работе, что ли?.

Снова набрал номер, на этот раз Максима. Заставил себя вести разговор непринужденно, почти шутливо.

– Маэстро, что за дела? Твоя любимая находится в эпицентре катастрофы, а ты говоришь со мной спокойно, как посторонний. Не полетишь к ней?

– Ты угадал. Почти правильно, – голос Максима был холодный и ровный.

«Паскудный голос», – отметил Юрий.

– Я употребил «почти», так как Александра уже не моя любимая, – Максим произнес последнюю фразу как-то заготовлено, и Томкинс понял – заранее придумал.

Он счел нужным участливо осведомиться:

– Неужели ситуация столь непоправима?

– Да, несомненно, – с болью в голосе ответил Максим, – Александра меня предала.

Абрикосов хотел расхохотаться прямо в трубку, но лишь неопределенно протянул:

– Да-а-а…

Собеседник на другом конце провода, видимо, расценил «да-а-а» как проявление сочувствия и немного смягчился.

– Представляешь, эта шкура мало того, что переспала со всеми моими знакомыми, но еще и умудрилась снять об этом фильм! Послала несколько копий моим родичам, знакомым! Тварь! Какая же подлая, мерзкая тварь! – Максим явно сел «на коня».

С опозданием до Юрия дошло – собеседник пьян.

Наступила пауза. Абрикосов услышал звон стакана, на том конце провода стали наливать. Вдруг Максим хохотнул и неожиданно предложил:

– Если хочешь, приезжай, покажу тебе кино!