Жак Робер - Кто-то за дверью

- Что я могу вам ответить? - говорит журналист, к которому вернулось спокойствие, столь меня раздражающее.- Мне пришлось бы прибегнуть к аргументам, которые вы наверняка не согласитесь выслушать, представить доказательства, которые вы не согласитесь принять. Вы находитесь в положении обиженного. Хотите вы того или нет, но положение это удобное. Могу ли я вас оскорблять?

Бессовестный наглец! Но главное - неосторожный! Мне кажется, Ганс сейчас набросится на него. Он весь побелел.

- Ах, вам еще надо меня оскорблять!

- У меня и в мыслях такого не было,- произносит Дамьен с олимпийским спокойствием.

-- Нет, но вы уничтожаете меня презрением!

- Подумать только, что мне советовали, умоляли встретиться с вами!

Ой, опасный момент! Ганс, похоже, поставлен в тупик.

- Кто же? Кто вас умолял? - выговаривает он, запинаясь.

- Вы сами прекрасно знаете. Андре Дюверже. Теперь Ганс встревожен основательно.

- Андре Дюверже?

- Да, Андре,- произносит Дамьен с неожиданным раздражением в голосе.Брат Франсуазы. Может быть, вы забыли о поручении, которое ему дали?

- Нет, нет, разумеется, не забыл,- бормочет Ганс, и вид у него при этом очень смущенный.

Вот он снова в своей роли слепца, а я знаю, что в этой роли он никуда не годится.

- И все у нас должно было произойти наилучшим образом? - продолжает Дамьен саркастическим тоном.- Достойно! Как у интеллигентных людей!

- Вы серьезно думали, что это возможно? - скрипит Ганс.

Вот отличный ход!

- Разумеется, нет! - быстро отвечает Дамьен.- Впрочем, я так и сказал Андре. Я был уверен, что все это превратится в сведение счетов.

Последние слова вдохновляют Ганса.

- Сказано без преувеличения,- произносит он с угрозой в голосе.- Нам в самом деле надо свести счеты, господин Дамьен! Притом, серьезные! Должен признать, что до сих пор вы очень ловко избегали говорить о сути дела. Единственный счет, который я вам предъявляю, единственное, что имеет значение,- это смерть Франсуазы!

Вот наконец главный ход! Как гром среди ясного неба! Я хотел бы владеть искусством Рембрандта, чтобы изобразить физиономию Поля Дамьена в этот момент - разинутый рот, выражение безграничного изумления на лице.

- Что, что? - с трудом выговаривает он.

Но Ганс ничего больше не видит, его уже не остановить.

- Ее смерть, которая, увы, лишь подтверждает мою правоту. Разве стали бы вы убивать Франсуазу, если бы в Лондоне она не вернулась ко мне? Если б не бежала от вас?

Внезапно Дамьен встряхивается, словно собака, которую окатили водой.

- Прошу прощения, мосье, но я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите. Вы говорите мне о смерти Франсуазы...

- Ну, конечно, сейчас вы будете строить из себя невинного! - вопит Ганс.- Изображать удивление!

И кидает вдруг магическую фразу, которую я бросил в него, как семя:

- Вы станете лгать, как всегда лгут любовники! Говорить все равно что, неизвестно на что надеясь...

В последние несколько минут взгляд Поля Дамьена особенно блестит. Чуть склонив голову, он чрезвычайно внимательно наблюдает за Гансом, будто боится, что тот может потерять равновесие и упасть.

- Да, простите, надеясь на что? - мягко переспрашивает он.

- Что удастся, быть может, сбить меня с толку,- говорит Ганс, становясь, по-моему, все нервозней.- Убедить, что здесь какое-то недоразумение, что меня ввели в заблуждение и что напрасно я считаю, будто вы имеете отношение к ее смерти... Вот увидите, сейчас вы мне все это скажете!

- К ее смерти,- будто про себя повторяет Дамьен. Чувствуется, что он делает отчаянное усилие, пытаясь

найти разгадку ужасного недоразумения, понять, что вынуждает его все последние мгновения противостоять этому человеку.

А ярость в помраченном рассудке Ганса Вамберга, подобно пламени, вздымается все сильней.

- Видите, вы уже начинаете! - рычит он - Значит, вам даже неизвестно, что Франсуаза мертва?

- Прежде всего, я хотел бы вам сказать... Но Ганс в бешенстве перебивает Дамьена:

- Вы мне ничего не скажете! Я не позволю вам больше говорить Придумывать лишь бы что!

И продолжает с какой-то растерянностью:

- Потому что я, мосье, я помню все! И Лондон, и маленькую гостиницу на Темзе, и еще Ньюхавен!

Вдруг следует настоящий вой:

- Вы слышите, Ньюхавен! Скалу! Если вы эту скалу забыли, то я, я помню ее прекрасно! Я видел, слышите, видел, как вы столкнули Франсуазу!

На этот раз с Дамьена хватит. Сейчас он этому одержимому вправит мозги!

- Остановитесь, мосье, прошу вас! Вольно или невольно, но вы пребываете во власти чудовищного заблуждения! Вы бредите! Франсуаза жива!

В тот момент, когда Дамьен изрекает эту высшую истину, я, к сожалению, не вижу лица Ганса: уже некоторое время он стоит ко мне спиной. Но замечаю, как вдруг опускаются его плечи и весь он сгибается, словно человек, которому нанесли удар в живот.

Наступает долгое молчание. Потом Ганс делает резкое движение, сует руку в карман брюк, достает револьвер и целится в Дамьена. Вот уж он не знает колебаний! Он не задается вопросом, достойно это его или нет и какую оценку ему вынесут литературные критики. Ганс ведет себя как славные герои скандальной хроники - с револьвером в руке он готов стрелять в своего обидчика.

Он, конечно, не верит в эту нелепость: Франсуаза жива! Он не может в это поверить. Он слишком часто и слишком отчетливо воображал себе изуродованное тело Франсуазы у подножия Ньюхавенской скалы, он слишком жаждал отомстить.

- Ну нет! Так вы не выпутаетесь! - кричит он вне себя.- А если вы продолжаете лгать о самом ужасном, смеете говорить мне... мне... что Франсуаза жива...

Я смотрю на дуло револьвера, пляшущего в его руке, и уже собираюсь заткнуть уши; я не выношу стрельбы. Однако выстрела не последовало. И тут я вынужден с восхищением отметить хладнокровие Поля Дамьена, который, находясь под прицелом, не дрогнул и не отступил.

- Опустите оружие,- спокойно произносит он.- Франсуаза не только жива, но и приехала вместе со мной.

До боли закусываю губу. Вот этого я не предусмотрел!

- Да, она здесь, в нескольких метрах отсюда, в моей машине,- говорит Дамьен, направляясь к окну.- Можете убедиться собственными глазами.

Ганс неподвижно стоит посреди комнаты, не в состоянии сделать ни шага. Он в глубоком нокауте, хоть и удержался на ногах. А я теперь уже не знаю, что произойдет дальше. Я потрясен так же, как мой утративший память Ганс.

Вдруг, словно глотнув живой воды, он приходит в себя, приближается к окну, но тут же резко подается назад.

- Франсуаза,- лепечет он.- Да, это она! Она!

И снова его несчастный рассудок подвергается испытанию. Разумеется, он не может не узнать женщину, сидящую в машине Поля: это она,, светловолосая женщина с фотографий. Это Франсуаза, та, которая его обманула и которая, совершенно очевидно, продолжает его обманывать. Что ж, раз она, коварная, снова ему солгала, ввела в заблуждение, раз она тут, сидит себе в машине и поджидает этого мерзавца, своего любовника, значит, надо все пересмотреть, перерешить.