Жорж Сименон - Мегрэ напуган

— Точно, он был в том поезде. Это шурин.

— Чей?

— Курсона, которого убили.

Мелковатый брюнет, вторгнувшийся в свою очередь в гостиницу, тут же засек обоих беседующих.

— Привет, Ферон! — воскликнул журналист.

— Добрый тебе вечер. Прошу меня извинить, господин комиссар. Меня не проинформировали о вашем приезде, а посему я вас не встретил. После изнурительного рабочего дня, мирно сидел за столом, как неожиданно…

И он показал на рыжего.

— Тут же выскочил на улицу и…

— Я уже сказал этому молодому человеку, — вздохнул Мегрэ, отодвигая тарелку и берясь за трубку, — что не имею никакого отношения к вашему делу Курсона. Оказался в Фонтенэ-ле-Конт по чистейшей случайности с целью пожать руку своему давнему другу Шабо и…

— А ему известно, что вы здесь?

— Он должен был ожидать меня с четырехчасовым поездом. Убедившись, что я не прибыл, наверное, подумал, что появлюсь лишь завтра, а то и вовсе, мол, изменил свои планы.

Мегрэ поднялся из-за стола.

— А теперь с вашего позволения пойду поприветствую Жюльена, прежде чем завалиться спать.

Комиссар полиции Ферон и репортер, оба, пришли в замешательство.

— Вы действительно ничего не знаете?

— Не имею ни малейшего понятия.

— И не читали газет?

— В течение трех дней организаторы Конгресса и Торговая Палата Бордо не дали нам ни минуты передышки.

Они, полные сомнений, переглянулись.

— Вы знаете, где проживает следователь?

— Конечно. Если только город не изменился со времени моего последнего визита к Шабо.

Они никак не могли решиться оставить Мегрэ в покое. Даже не тротуаре встали по бокам.

— Месье, имею честь откланяться.

Журналист настаивал:

— И вам нечего заявить «Уэст-Эклеру»?

— Ничегошеньки. Всего хорошего, господа.

Комиссар втянулся в улицу Республики, пересек мост и на всем пути до Шабо не встретил и пары прохожих. Его друг проживал в старом доме, которым молодой Мегрэ так в свое время восхищался. С тех пор он ничуть не изменился — весь из серого камня, крыльцо в четыре ступеньки, высокие окна с квадратиками форточек. Сквозь задвинутые шторы пробивался слабый свет. Он позвонил и вскоре услышал цокот мелких шагов по вымощенному белой плиткой коридору. В двери приоткрылся глазок.

— Дома ли месье Шабо, — спросил он.

— Кто там?

— Комиссар Мегрэ.

— Это действительно вы, месье?

Он узнал голос Розы, бессменной в течение тридцати лет горничной Шабо.

— Сейчас открою. Потерпите чуток, пока я сниму цепочку.

Одновременно она крикнула куда-то во внутренние покои дома:

— Месье Жюльен! Это ваш друг, господин Мегрэ… Входите, входите… Хозяин побывал сегодня после обеда на вокзале… И был разочарован, не встретив вас. Как же вы добрались?

— Поездом.

— Вы хотите сказать, что ехали вечерним омнибусом?

Дверь наконец открылась. В хлынувшем наружу оранжевом свете предстал мужчина высокого роста, худой, слегка сутуловатый, одетый в домашнюю куртку их велюра каштанового цвета.

— Ты ли это? — воскликнул он.

— Конечно я. Просто не успел на нужный поезд. И сел в первый попавшийся.

— А где багаж?

— В отеле.

— Ты с ума сошел? Надо послать за ним. Договорились же, что остановишься у нас.

— Послушай, Жюльен…

Странно все же. Почему-то Мегрэ был вынужден делать над собой усилие, чтобы называть бывшего однокашника по имени, да и звучало оно для него необычно. Не получалось даже спонтанного обращения к Шабо на «ты».

— Заходи! Надеюсь, ещё не ужинал?

— Уже. В «Отеле де Франс».

— Мне предупредить мадам? — прервала их Роза.

Мегрэ тут же вклинился.

— Думаю, она уже почивает?

— Только что поднялась к себе. Но ложится она не раньше одиннадцати, а то и в полночь. Я…

— Ни за что на свете. Я запрещаю её беспокоить. Увидимся утром.

— Она будет недовольна.

Мегрэ прикинул, что мадам Шабо должно было быть сейчас не меньше семидесяти восьми лет. В глубине души он сожалел, что пришел сюда. Тем не менее послушно пристроил утяжеленное впитавшейся влагой пальто на старинную вешалку и проследовал за Жюльеном в его кабинет, в то время как Роза, которой самой уже перевалило за шестьдесят, ожидала распоряжений.

— Что будешь пить? Выдержанный коньяк?

— Как тебе угодно.

Роза, с лету угадав безмолвное указание патрона, вышла. Со времени последнего посещения запах в доме остался прежним — добротного, хорошо ухоженного жилья, где отменно готовят, а паркет тщательно натирают, и это была ещё одна деталь, которой завидовал когда-то Мегрэ.

Он готов был поклясться, что и из мебели ничего с тех давних пор не передвигали.

— Садись. Рад тебя видеть…

Его так и подмывало заверить Шабо, что и над тем время не властно. Он узнавал привычные черты, характерные выражения лица. Но каждый из них старел не на глазах другого, поэтому Мегрэ плохо представлял, что делают с человеком годы. Тем не менее он подметил никогда раньше не бросавшуюся ему в глаза в облике Шабо какую-то тусклость, неуверенность в себе, легкую вялость.

Были ли они всегда у того? Может, просто ускользнули в свое время от внимания Мегрэ?

— Сигару?

Целая горка коробок громоздилась на камине.

— По-прежнему верен трубке.

— Ах, верно. Совсем позабыл. А я вот уже двенадцать лет, как бросил курить.

— Врач запретил?

— Нет. В один прекрасный день сам себе сказал, что пускать дым глупая затея и…

Вошла Роза с подносом, н котором стояли бутылка, покрыта легким слоем пыли винного погребка и всего одна пузатая хрустальная рюмка.

— Да ты и не пьешь более?

— Перестал тогда же. Лишь позволяю себе немного вина, разбавленного водой в обед. А ты ничуть не изменился.

— Ты так считаешь?

— Выглядишь отменно здоровым. Твой визит — истинное удовольствие для меня.

Почему же вид у него при этих словах был не совсем искренним?

— Ты так часто обещал навестить меня, отказываясь в последнюю минуту, что я, признаться, уж и не слишком-то и рассчитывал увидиться.

— Как видишь, всякое бывает!

— Как супруга?

— Отлично.

— Она не поехала с тобой на Конгресс?

— Не переносит их.

— А он прошел нормально?

— Пили много, говорили не переставая, то и дело что-нибудь ели.

— А меня, знаешь, все меньше и меньше тянет в дорогу.

Жюльен понизил голос, ибо на верхнем этаже послышались шаги.

— С маман стало нелегко. С другой стороны не могу же я оставить её одну.

— Она, как и прежде, крепка телом и духом?

— Без перемен. Чуточку село зрение. Расстраивается, что не в состоянии теперь вдеть нитку в игольное ушко, но упрямо не желает носить очки.

Чувствовалось, что Шабо в ходе их разговора думал о чем-то другом, посматривая на Мегрэ точно так же, как Верну де Курсон в поезде.