Валерия Леман - Восьмерка, которая не умела любить

Киноведка перестала смеяться и посмотрела на меня с удивлением.

— Никто. Калитка была открыта. Ой, тут целая история. Сначала я по ошибке остановила такси не у того дома, потому что увидела впереди человека, возившегося у ворот. Но когда машина уехала, огляделась и поняла, что вылезла раньше. Значит, тот человек стоял как раз у вашей калитки. Но когда я подошла, его уже не было, а калитка оказалась открытой. Я и вошла. А что?

— Могла бы сразу сказать об этом, — сдержанно проговорил я. — Калитка до сих пор оставалась открытой, кто угодно мог войти.

Рассказ девицы был шит белыми нитками. Разумеется, никто не поверил в таинственного незнакомца, ковырявшегося в замке чужой калитки и тут же исчезнувшего в неизвестном направлении. Даже Васек угрюмо смотрел в пол.

— Знаешь, — проговорила Ольга, с тревогой глядя на Заки, — по-моему, нам с тобой лучше удалиться в спальню и не выходить, пока во все двери не поставят новые запоры.

— С удовольствием, — сдавленно проговорил Заки и попытался улыбнуться, облизав сухие губы.

В этот момент прозвенел звонок, и на мгновение все замерли. Потом я подошел к домофону и произнес классическое «Кто там?». «Это я, Шкаф, — раздалось в ответ смущенное. — Вы еще не спите?»

Все в комнате вздохнули с облегчением.

— Шкаф! — широко улыбнулся Заки. — Я его сто лет не видел!

Гость тоже выразил радость, но с долей грусти, чувствительно помяв в своих медвежьих объятьях Заки. Сначала он неубедительно отказывался от лобио, потом с аппетитом съел две большие порции. Кофе мы ему не предложили, поскольку по прежним временам помнили пристрастие Шкафа к чаю. Сей напиток Васек и заварил специально для него самым превосходным образом.

Мы, позевывая, поговорили о том о сем, помянули невозвратную юность. В первом часу Ольга уволокла Заки в спальню, а Шкаф галантно предложил подбросить Свету домой, на что киноведка согласилась без особого энтузиазма. Васек заикнулся было про совершенно свободный диванчик в гостиной, но я его не поддержал, и он в сердцах отправился спать к себе под лестницу.

Но прежде чем отправиться со Светой в ночь, Шкаф сконфуженно попросил у меня «пять минут наедине».

— Сегодня Тека была такая раздраженная, — заговорил он, едва мы уединились на кухне. — Я думал, это из-за того, что я простудил Вику и потом из-за меня же началась ее аллергия, но она сказала про ту самую видеозапись, что ты нашел в Интернете. В том смысле, почему ей не удается ничего подобного там найти. Мне кажется, она уверена, что ты говоришь неправду. — Тут бедняга Шкаф мгновенно покраснел, бросив на меня виноватый взгляд. — Тека суеверная, думает, если у тебя каким-то образом появилась запись с Викой, то это ужасно, потому что девочку могут сглазить и тому подобное. Она сказала, что встретила тебя в магазине, ты показывал ей снимки людей с видеозаписи, что были на той же флэшке, где снята и Вика. Ну, словом, я вспомнил, что ты сам говорил мне про ту видеозапись, вроде там странная вечеринка с незнакомыми людьми. И я вдруг подумал: а я ведь знаю, что за вечеринка. Или — возможно, знаю. Понимаешь, ведь после смерти Каси я первым прибыл на место и нашел тетрадку, которая лежала на подоконнике, как предсмертная записка. Наверное, тебе надо прочитать.

Это была целая речь из уст обычно немногословного Шкафа. Он протянул мне тонкую тетрадь в малиновом переплете и отчего-то вздохнул.

— Ты отдаешь ее мне?

Я внимательно смотрел на Шкафа, который, нахмурившись, лишь опустил глаза и мрачновато кивнул.

— Тебе. Ты ведь все поймешь.

— Ну, вы там скоро? — раздался из гостиной недовольный голос Светы.

Я проводил гостей за калитку и подождал, пока они поймают такси.

— Сегодня я немного выпил, поэтому не за рулем, — словно оправдываясь, сказал, перед тем как сесть в машину, Шкаф. — Ну, бывай! Привет Заки.

Я вернулся в тихий дом, запер все двери, всюду выключил свет и, поднявшись в кабинет, прежде чем лечь спать, прочел то, что было в Касиной тетрадке. Всего-то несколько строк:

«Чертог сиял». Что я могу сказать? Смотрела на них и думала о глупо пролетевших годах. С ними. Можно было встретить настоящую любовь, красиво прожить жизнь, нарожать детей. Неужели меня никто не любит? Кружи метель, кружи».

Неровный почерк, рваные строчки…

Шкаф сказал: «Ты ведь все поймешь». Ага. Ну да.

Я поскреб затылок, пожал плечами и поспешил спрятать тетрадку подальше в стол. Бог знает, что имел в виду Шкаф! Утро вечера мудренее.

Как ни смешно, этой ночью меня снова разбудили выстрелы. И не только меня. Когда я, услышав два громких «пиф-паф», в одних трусах выскочил на лестницу, одновременно распахнулась дверь спальни, и передо мной предстал обнаженный перепуганный Заки.

— Все живы? — первое, чем поинтересовался он, жестом Адама прикрывая срамное место. — Мы с Ольгой целы.

Он действительно был в полном порядке, насколько можно было заметить с первого взгляда (из соображений приличий бросать на него второй я не стал). Мы одновременно посмотрели вниз, в гостиную, и благодаря тусклой подсветке аквариума увидели фигуру человека с пистолетом в руке.

— Ложись! — крикнул я и кинулся плашмя на пол. Заки с невероятной проворностью прыгнул назад в спальню. Все произошло в считаные секунды.

— Эй, вы чего там? — спустя несколько секунд раздался снизу слегка испуганный голос Васька. — Не бойтесь, это я.

Как хотите, но на какое-то мгновенье у меня промелькнула адская идея, что все убийства творились именно Васьком, перед которым я доверчиво раскрывал все свои самые сокровенные мысли и чувства. Впрочем, я тут же устыдился собственной глупости — при желании Щекин уже давно мог пристрелить Заки, не слишком напрягая фантазию, чтобы придумать, как это половчее устроить.

Итак, мы были опозорены и раздавлены — голозадый Заки трусливо прятался в женской спальне, а я лежал, распластанный, на площадке у лестницы. В довершение ко всему Ольга сквозь сон недовольным голосом поинтересовалась, что происходит.

А происходило нечто бессмысленное. Вместо того чтобы мирно спать после трудового дня, в три часа ночи Заки натягивал свои трусы с непристойным рисунком, а я — домашние джинсы, и мы оба торопливо спускались в гостиную, стуча зубами от лихорадочной возбужденности.

Васек так и стоял у несчастного диванчика, а в руке его дымился маленький, с синим отливом пистолет. Надо ли говорить о том, что едва был включен верхний яркий свет, как стало известно об очередных дырках в диване, причем в количестве трех штук.

Ботаник выглядел ошеломленным.

— Откуда он у тебя? — спросил я, одновременно со всей осторожностью вынимая из его ладони пистолет — от греха подальше.