Нина Васина - Дурочка (Ожидание гусеницы)

— Если можно, не будите ее. Пусть поспит, пока я завтрак сделаю. Мы вернулись в пять утра. Слушали «Аукцион» в ночном клубе… — нервно объяснял Пушкин. — Извините, я спешу все домыть, мне еще кашу приготовить нужно и сок отжать…

Лукреция принюхалась и поинтересовалась, кого недавно стошнило? Оказалось, по возвращению из клуба стошнило Аглаю, Гвидон наскоро убрал, а потом поспал и решил вымыть все как следует.

— Все нормально, просто… — бормотал Пушкин, — Аглая перепила немного. Я говорил ей не смешивать шампанское с вином. Я вообще-то не пью, но знаю некоторые особенности химических реакций от смешивания спиртного…

— Перепила?.. Лайка? — опешила Лукреция.

— Вы не беспокойтесь, я от нее не отхожу ни на шаг, с вашей дочерью ничего плохого не случится. Я всегда рядом. Не подумайте чего, я не нуждаюсь. У родителей большая квартира на Якиманке и бабушкин дом за городом, недалеко совсем… Аглая, она… Я с ней… — Пушкин завис, заблудившись в себе мыслями и тиская в руках мокрую тряпку. Вздохнув счастливо, он заметил пристальный взгляд Лукреции, пакет в ее руке и очнулся: — Вы, случайно, не принесли хлеба? Бородинского. Аглая овсянку любит только с ним. Проходите, прошу вас, инспектируйте тут все. Я быстро — в булочную и обратно.

Лукреция прошла. И проинспектировала! В квартире — больничная чистота и минимум мебели. Две комнаты имеют по полуторной кровати, на одной из них спала ее дочь. Привычно голая, скинув одеяло во сне на пол. В другой комнате кровать была поспешно заправлена, на комоде — золотые запонки древнего исполнения, фотография немолодой женщины, швейцарские мужские часы и брелок с ключами — янтарное сердце с застывшим внутри жучком. В выдвижных ящиках лежало рассортированное и уложенное с маниакальной тщательностью мужское белье. Рабочее место с компьютером, принтером и сканером было в этой комнате. В стойках у стола — аккуратно сложенные стопки листов. На отдельной полке — все тетрадки Аглаи, заботливо подобранные по толщине. Тетрадь для пряток со стихами — снизу. Лукреция только вздохнула, вспомнив свою захламленную «творческим процессом» комнату при написании мемуаров.

В кухне — та же тщательность в сортировке предметов, что и в комоде. Огромное блюдо с фруктами на столе. В чистейшем холодильнике — неплохой набор деликатесов, молоко, кефир и творог. Лукреция открыла крышку ковшика на плите и обнаружила там заранее залитый для намокания геркулес. Это оказалось последней каплей. Сраженная, она решила не будить дочь и тихо уйти. Но желание прикоснуться к Лайке и вдохнуть ее родной запах пересилило подстегнутую стыдом спешку. Смирновская стала на колени у кровати дочери и легла щекой на ее спину.

— Ма-а-ам… — протянула Лайка буднично. — А я к тебе собралась сегодня… Гвидон придумал из моих дневников потрясающий сюжет детского триллера. Мы ходили к его знакомым художникам, чтобы договориться об иллюстрациях. Моя синяя корова… Она будет на обложке. Дашь денег книжку издать?..

Книга «Синяя карова », заботливо сверстанная и полностью подготовленная к печати Гвидоном Пушкиным, с иллюстрациями в стиле западного примитивизма, так и не была издана. В 2002 году, через шесть месяцев после выхода в Израиле мемуаров Смирновской, Аглая наконец получила разрешение от матери использовать материал книги по своему усмотрению, и они с Пушкиным сразу «вошли в тему», понимая друг друга без слов и истязая себя азартом открывшихся им на бумаге возможностей вершителей судеб. Первый криминальный роман «Женщина для генерала» вышел в издательстве… «Стилет». Автор — Аглая Васнецова. Лепетов в один из сумрачных ноябрьских дней настолько удивился неожиданному посещению его издательства Аглаей под ручку с филологом Пушкиным, что не смог прийти в себя и через год, после третьего романа «Флигель-адъютант для Дурочки». Тиражи били все рекорды, а генеральный директор замирал и терялся каждый раз, когда видел в издательстве это чудо природы — высокую красавицу в платье начала прошлого века с золотой косой — короной — на голове.

С этого романа началась серия книг о жизни и невероятных приключениях лейтенанта… старшего лейтенанта… майора… и, наконец, подполковника ФСБ «Сомова».

К 2008 году Аглая написала двенадцать криминальных романов, покоряя читателей оригинальной манерой письма, эпатажной подачей образов и детской интерпретацией добра и зла, которая вводила в экстаз женскую аудиторию. Лукреция боялась книг дочери до нервных припадков и не могла читать больше десяти-пятнадцати страниц в каждой.

Ее стали раздражать газеты — обнаружив фотографии дочери в желтой прессе, она бесилась и выговаривала Тусе за неправильное воспитание Лайки.

— Тебя колбасит, что ты уже не можешь как раньше зайти в комнату дочери и чего-нибудь приказать, — отбивалась Туся.

Таисия к этому времени стала замечать за собой странное подчинение внезапной грусти, слезливость и панический страх от возможной смерти Ракова. Лукреция обозвала ее состояние климаксом и посоветовала в этот раз подготовиться к расставанию с любимым мужчиной осознанно и заранее. Раков, выслушав запутанные объяснения его Таис, почему и как им пора расстаться, обхватил ее затылок ладонью, притянул к своему лицу, вдавился в губы женщины губами и прошептал:

— Бросишь меня — убью.

И через пару месяцев Лукреция заметила, что Туся перестала красить волосы и при этом не скрывает нежного блеска глаз и лицом стала куда красивей чем в 86-ом, когда пришла к ней после неудачной попытки свести счеты с жизнью. Она взяла руки подруги, сильно сжала их и попросила:

— Я в любви профан. Никогда больше не спрашивай у меня совета.

— У кого мне его спрашивать? Не у Лайки же! — возмутилась Туся.

— У Лайки пока не стоит. Узаконенное ею в отношениях с мужчинами их рабство вряд ли тебе понравится. Ты всегда балдела от полного подчинения. Вот! Заметила?.. — Лукреция в ужасе подняла палец. — Я опять советую и руковожу. Помнишь здание издательства «Стилет»? Там есть комната, в которой сидит красавица цыганка.

Туся удивленно пожала плечами, потом кивнула:

— Наверное, это Эвита. Она испанка. И что?

— Окно комнаты выходит во двор. Вечером оно ярко освещено, женщина сидит там до десяти вечера каждый четверг. Крэзи-бой по четвергам подходит к этому окну и смотрит в него с улицы. С девяти тридцати до десяти. Стоит как вкопанный и смотрит.

— Откуда ты знаешь? — прошептала Туся.

— Я подвозила его туда дважды. Он сказал — каждый четверг, пока не умрет. Шестьдесят шесть лет мужской жизни стоят всеми своими ста двадцатью килограммами под окном женщины, которой он ни разу не коснулся. Женщина знает, когда он придет и сколько простоит. Она сидит, не поворачивая головы к окну. Курит или просто смотрит перед собой. Такая вот любовь. Я сказала Крылову — разбей окно. Возьми камень и разбей окно. Она ждет поступка! Знаешь, что ответил Крези-бой? «Дура, — сказал он, — это же икона!»