Реймонд Чандлер - Великий сон

Генерал попытался возразить, но я продолжал:

— И ведь для вас речь шла не о деньгах. И не о ваших дочерях. Они так или иначе обеспечены. Вы просто слишком горды, чтобы позволить себя одурачить, и Рейгана действительно полюбили.

Наступила тишина, а потом генерал сказал:

— Слишком много рассуждений, Марлоу. Следует понимать, что вы все еще пытаетесь раскрыть эту загадку?

— Нет, я сдался. Получил предупреждение — парни из полиции считают, что играю слишком круто. Поэтому, полагаю, должен вернуть ваши деньги, так как, по мои понятиям, работа не доведена до конца.

Он усмехнулся.

— Ничего вы не вернете. Получите еще тысячу долларов, если найдете Рейгана. Пусть он возвращается, мне незачем даже знать, где он. Человек имеет право устроить свою жизнь, как хочет. Я не упрекаю его ни за то, что оставил мою дочь, ни за внезапный отъезд. Вероятно, сделал это под влиянием порыва. Хочу только знать, хорошо ли ему живется, где бы ни был. Хочу узнать это именно от него, и если ему необходимы деньги, я намерен их дать. Достаточно ясно я выражаюсь?

— Да, господин генерал.

Он с минуту лежал молча, обессиленный, прикрыв глаза темными веками, сжав бескровные губы. Потом, открыв глаза, попытался улыбнуться:

— Наверное, я старый сентиментальный дурак. И солдат никудышний. Полюбил этого молодого человека. Он казался мне очень чистым. Вероятно, я чересчур полагаюсь на свое знание человеческих характеров. Найдите его, Марлоу. Найдите.

— Постараюсь. А сейчас вам нужно отдохнуть. Я совсем заговорил вас.

Быстро поднявшись, я пошел через огромную комнату к выходу. Когда открывал дверь, глаза его были снова закрыты, руки бессильно лежали на покрывале. Казался мертвым гораздо больше, чем обычно выглядят покойники. Я тихонько закрыл за собой дверь и, пройдя по коридорам, спустился по лестнице.

Появился дворецкий с моей шляпой. Надев ее, я спросил:

— Как вы находите его состояние?

— Он не настолько слаб, как кажется, сэр.

— Кажется — хоть клади в могилу. Что такого было в том Рейгане, если старика так подкосило?

Дворецкий посмотрел мне прямо в глаза, не меняя бесстрастного выражения лица:

— Молодость, сэр. И борцовский дух.

— Как у вас, — заметил я.

— Если позволите, сэр, то как и у вас.

— Благодарю. А как поживают дамы?

Он вежливо пожал плечами.

— Так я и думал, — сказал я, и он распахнул передо мной дверь.

Я постоял у входа, разглядывая спускавшиеся уступами травянистые террасы, подстриженные деревья, цветочные клумбы, простирающиеся до кованой ограды внизу. Взгляд остановился на фигурке Кармен: она сидела на каменной скамье, уткнувшись лицом в ладони, и выглядела расстроенной и потерянной.

Я стал спускаться по широким ступеням из красного кирпича. Она заметила меня, когда я оказался совсем рядом, и вскочила, изогнувшись, как кошка. На ней были легкие голубые брючки, как в первую нашу встречу. Светлые волосы падали легкой волной и сияли тем же оттенком бронзы. На бледном лице при виде меня проступил стыдливый румянец, а глаза по-прежнему оставались слюдяными.

— Скучаете? — спросил я.

Она с облегчением улыбнулась и, быстро кивнув, зашептала:

— Сердитесь на меня?

— Я думал, это вы на меня сердитесь.

Подняв палец, она хихикнула:

— Не сержусь.

Мне сразу же не понравилось это хихиканье, и я огляделся. Метрах в ста на дереве висела мишень, и из нее торчало несколько стрелок. Еще три или четыре лежали рядом с ней на скамье. Она бросила на меня лукавый взгляд из-под длинных ресниц.

— Вам нравится метать стрелки? — спросил я.

— Хмм…

Мне это кое-что напомнило. Оглянувшись на дом, я сдвинулся в сторону, чтобы дерево заслонило меня, и вытащил ее маленький инкрустированный перламутром браунинг.

— Возвращаю ваш пулемет. Я его почистил и зарядил. Примите мой совет — не стреляйте в людей, пока не научитесь лучше целиться. Запомните?

Она побледнела, и тонкий палец дрогнул. Посмотрела на меня, перевела взгляд на браунинг в моей руке — смотрела на него как зачарованная.

— Да, — машинально кивнула и быстро добавила: — Научите меня целиться.

— Что?

— Научите меня стрелять. Хочу научиться.

— Здесь? Здесь нельзя.

Подойдя ко мне вплотную, она взяла из моей руки браунинг, нежно обхватив рукоять. Потом быстро, украдкой сунула в карман брюк и огляделась.

— Я знаю, где можно, — с видом заговорщицы сообщила она. — Там внизу, около старых нефтяных колодцев. Научите?

Я пристально вгляделся в ее голубовато-слюдяные глаза, однако с тем же успехом мог смотреть на две стеклянные пробки от графинов.

— Ладно. Верните мне браунинг, пока я сам не смогу убедиться, что место подходящее.

Улыбаясь, надув губки, она подала мне его так торжественно, словно вручала ключ от собственной спальни. Мы поднялись к подъезду, к моей машине. Парк вокруг особняка показался заброшенным, а солнечный свет — пустым, как улыбка метрдотеля. Сев в машину, мы спустились по автомобильной дорожке к воротам.

— Что делает Вивиан? — спросил я.

— Еще не встала, — с хихиканьем отвечала Кармен.

Спустившись с холма по тихим нарядным улицам с умытыми дождем фасадами особняков, мы направились к югу, и минут через десять оказались в безлюдном месте. Высунувшись из окна, она показала пальцем:

— Туда.

Перед нами была узкая грязная дорога, не шире тротуара, вроде дорожки к заброшенному ранчо в горах. Широкие ворота из пяти досок были распахнуты и придавлены колом. Казалось, их не запирали целые годы. Вдоль дороги росли высокие эвкалипты, а сама дорога — в глубоких колеях, видимо, ездит здесь тяжелый грузовой транспорт. Дорога освещена солнцем, пуста, но не пыльная: только что кончились дожди. Я осторожно вел машину между колеями, и шум большого города исчез поразительно быстро, словно мы очутились в далекой сказочной стране. Над одной веткой неподвижно торчало измазанное плечо короткого деревянного колодезного журавля. Увидели старый заржавленный стальной трос, соединявший это плечо с множеством других. Журавли эти не приходили в движение, вероятно, уже с год, потому что колодцы были исчерпаны, заброшены. Здесь валялось множество проржавевших труб, стояла покосившаяся грузовая платформа, высилась беспорядочная груда пустых нефтяных бочек. Стоячая вода в зловонной яме заброшенной скважины, сдобренная нефтью, переливалась на солнце цветами радуги.

— Здесь должен быть парк? — спросил я.

Покосившись на меня, она кивнула.

— Самое место. Вонь из этой ямы может отравить целое козлиное стадо. Вы об этом месте говорили?

— Угм. Нравится?

— Изумительно.

Я остановил машину возле грузовой платформы, и мы вышли. Вокруг было пустынно и тихо, как на кладбище. Высокие эвкалипты и после дождя казались покрытыми пылью, они всегда выглядят запыленными. На краю скважины лежала сломанная ветром ветка, и плоские кожистые листья мокли в воде. Обойдя яму, я прошел дальше и заглянул в будку, где когда-то была черпалка. Теперь там громоздились разные старые железки, и ничего не свидетельствовало, чтобы здесь что-нибудь из старья еще действовало. Снаружи к стене было прислонено деревянное приводное колесо. Действительно, подходящее местечко.