Виктория Платова - В плену Левиафана

Этот тоннель оказался намного короче предыдущих, а сумерки не сгущались и не рассеивались. Метров через пятьдесят Алекс уткнулся в арку, за которой его поджидала комната. На секунду ему показалось, что он снова вернулся туда, откуда начал свой путь по тоннелям: тот же небольшой природный грот с аварийной лампочкой под потолком, те же разбегающиеся во все стороны нити электропроводки. Даже ящики у стены были теми же. Но та комната была природным ледником, а в этой по стенам сочилась вода. Этим и объяснялся эффект капели, которую Алекс слышал еще в коридоре. Звук падающих капель быль единственным, мисс Отис больше не терзала ушей — никто больше не сожалел ни о чем, песня закончилась. Или была оборвана на полуслове, как только Алекс ступил под своды грота.

Он осторожно приблизился к ящикам и откинул крышку одного из них: пусто. К тому же доски, из которых были сколочены ящики, разбухли от сырости, потемнели и кое-где начали подгнивать. Во втором ящике тоже ничего не нашлось, зато в третьем его ждали несколько карабинов и снайперская винтовка. Отдельно от нее, в другом углу ящика, валялся оптический прицел. Алекс несказанно обрадовался находке, но мгновенно вспыхнувшая радость оказалась преждевременной: карабины и винтовка были ржавыми, очевидно, они хранились здесь еще со времен войны и принадлежали кому-то из альпийских стрелков.

Толку от них не больше, чем от палки или куска трубы.

Несмотря на явную бесполезность оружия, расставаться с ним Алекс не спешил. Он выбрал снайперскую винтовку, подхватил прицел и попытался водрузить его на место. Винтовка не будет функционировать даже с прицелом, зачем он это делает — непонятно.

Вопреки ожиданиям, прицел вошел в пазы достаточно легко, и, когда конструкция была собрана, Алекс вытащил из кармана брезентовый ремень и прикрепил карабины к маленьким кольцам, — готово!.. Прежде чем забросить винтовку за спину, он протер окуляр и заглянул в него. Дальняя стена мгновенно приблизилась, но, кроме расплывчатых пятен, ничего разглядеть не удалось. Этот прицел рассчитан на другие расстояния, на открытые пространства, которых Алексу так не хватает. Не отнимая окуляра, Алекс обшарил взглядом пол возле стены.

Пластинка!

Пластинка с отбитым краем, она валялась возле стены.

DECCA —было написано на синей бумажной этикетке в центре пластинки. И — чуть ниже:

MISS OTIS REGRETS

(She’s Unable to Lunch Today)

(Porter)

ETHEL WATERS

Этикетка местами вспучилась от сырости и изобиловала темными затекшими пятнами, но текст просматривался хорошо. «Декка» — название звукозаписывающей студии, Этель Уотерс — имя исполнительницы, Портер — скорее всего, композитор, ну а с песней Алекс хорошо знаком. Если это та самая пластинка, которая играла…

Стоп-стоп. Она не может быть той самой пластинкой, воспроизвести на ней звук невозможно. Даже если бы здесь стоял новехонький патефон — все равно невозможно. У мисс Отис отбит край, а сквозь окуляр видны и другие механические повреждения: сколы и глубокие царапины. С пластинкой все было в порядке десятилетия назад, когда на карабинах и винтовке еще не появилась ржавчина. А сейчас это просто ненужное старье, кусок шеллакового дерьма.

Забросив винтовку за спину, Алекс подошел к пластинке и брезгливо коснулся ее носком ботинка, как будто это было какое-то неприятное дохлое насекомое, мокрица или многоножка. А потом наступил на нее всей подошвой. Раздался характерный, не слишком приятный для уха скрежет, но пластинка устояла, не треснула окончательно. Тогда Алекс поднял ее и швырнул в стену: мелкие черные осколки брызнули во все стороны. Досталось и Алексу: несколько осколков, отскочив от стены, ударили в лицо. Боль была несильной, царапающей и вскоре прошла. Куда больше Алекса беспокоила рука, надо бы все же осмотреть ее.

Но оставаться в мокнущем склепе не хотелось, надо поискать местечко посуше и поприятнее, если здесь есть вообще хоть что-то соответствующее этому определению.

Алекс будет надеяться на лучшее.

Он будет надеяться, что за гротом его не ждет подвал с нарисованным на стене Игнасио, что его не ждет темный и мрачный «Левиафан», — иначе кошмар снова двинется по кругу. Надежда все еще остается: этот грот всего лишь похож на тот, что остался внизу, — тут нет ни одной двери, лишь арочные проемы. А «Левиафан» отделяла от тоннелей железная дверь с мощным запирающим механизмом.

…Как и когда исчез туман, Алекс не заметил. Скорее всего, он остался сторожить тело сенбернара, ведь в гроте тумана уже не было. Ну да, не было — иначе Алексу не удалось бы разглядеть пластинку, валяющуюся на полу, даже с помощью оптического прицела. Туман исчез, а свет остался и, кажется, стал резче. Такой эффект дают лампы дневного света, но никаких ламп здесь нет. Есть лишь электропроводка, неизвестно куда ведущая, да аварийная лампочка под потолком (она не подавала никаких признаков жизни). Думать об источнике света означало бы множить вопросы, ответы на которые здесь и сейчас получить не удастся, — лучше принять свет как данность.

Покинув грот, он оказался в узком и абсолютно стерильном коридоре, чем-то напоминающем больничный. Даже темные, глянцево поблескивающие стены и пол не могли избавить Алекса от ощущения больницы, а ведь там всегда — белым-бело. В К. нет больничного комплекса, лишь пара травмпунктов, один стоматологический кабинет и аптека синьоры Паглиа. Чтобы оказать первую помощь сноубордистам, вылечить только наметившийся кариес и справиться с ангиной, этого вполне достаточно. Но если случаются вещи посерьезнее ОРЗ, больных направляют в соседнюю долину, где есть вполне сносный стационар, или в Тренто, где есть все, что угодно. Алекса с его рваной раной от злополучного штыря возили именно в Тренто. Больше с больницами он не сталкивался, но ощущение их белизны и стерильности осталось.

Это не вся правда о больницах.

В них есть специальные места, куда посторонним вход строго воспрещен. Само собой — операционные, процедурные и… морг. Алекс в жизни своей не был в морге (не то что Кьяра, умудрявшаяся присутствовать на десятках опознаний, — «профессия обязывает, братишка!»), но почему-то допускает, что морг должен выглядеть именно так — темные стены (сама мысль о смерти мрачна) и стерильная чистота.

Почему он вдруг подумал о морге?

Из-за Боно. Из-за Джан-Франко. Из-за кого-то еще, кого он пока не нашел, но может обнаружить в любой момент. Из-за холода. Правда, здесь намного теплее, чем внизу, но температура все равно держится поблизости от нуля, а изо рта при дыхании вылетает облачко пара.

Больничные размышления прервал поворот: коридор уходил влево под углом девяносто градусов. Осторожно заглянув за угол, Алекс уперся взглядом в ступеньки.