Джулия Тард - В плену Левиафана

Нью–Йорк наши дни…

– Ну и чего ты собиралась этим добиться? – навис над моей кроватью Уилен, заставляя нервно сглотнуть.

Приглушенный свет обжигал глаза, не позволяя увидеть бесчувственное выражение его лица, превращая этого мужчину в какую-то чёрную и совершенно неразборчивую фигуру. Огромную тень без имени, сердца и души…

Перебинтованные запястья заныли от боли, словно я всего секунду назад провела по ним острым лезвием в попытке избавиться от своей проклятой участи в этом роскошном доме. Доме, который превратился для меня в самую настоящую клетку…

– Кажется, я уже говорил тебе об этом, маленькая Энни… – хриплый голос прошелся по мне электрическим разрядом, заставляя тело вздрогнуть.

Я ненавидела, когда с его губ слетало моё имя. Он всегда произносил его пробуя на вкус. Катая на языке и рассасывая, как клубничный леденец. Смаковал и наслаждался им как будто, каждый раз, когда он так делает, маленький кусочек воли откалывается от моей души, делая меня слабее…

К глазам тут же подступили слёзы отчаяния. Но я проглотила их, не позволяя этому чудовищу увидеть, как больно он мне делает! Ну, уж нет! Только не ему!

Он разорвал на части мой счастливый мирок. Заставил взглянуть в глаза суровой правде жизни, и признать что всё вокруг продаётся и покупается.

И никто! Никто не придёт на твой крик о помощи! Никто не выступит против этого бешеного зверя! Никто не спасёт и не протянет руку!…

Прекрасные принцы слишком слабы и ничтожны. В них больше нет ни сил, ни храбрости, ни достоинства… И мои принц оказался ничуть не лучше побитой собаки…

– Теперь ты моя ,– и снова его грубый тембр вернул меня в кислую реальность, наполняя душу очередной дозой желчи. – А это значит, что только мне одному решать, что именно с тобой будет. И до тех пор, пока ты продолжаешь вызывать у меня интерес – даже сама смерть не сможет прибрать тебя к рукам. Поэтому хватит уже баловаться. Хватит строить из себя жертву обстоятельств. Пора бы уже вырасти и понять своё место в этом мире, маленькая Энни… – всё ещё держа руки в карманах брюк, он сделал шаг назад, оставляя меня один на один со омерзительной участью купленной шлюхи.

Удивительное чувство, когда из живого и самодостаточного человека ты превращаешься в простую вещь…

Ты всё так же дышишь. Всё так же говоришь. Всё так же двигаешься. И вроде бы всё точно такое же, как и секунду назад, а вот ты… Ты уже никогда не сможешь быть какой как прежде.

Ты всё так же дышишь. Всё так же говоришь. Всё так же двигаешься… И вроде бы всё точно такое же, как и всегда. Земля не остановилась, а солнце не погасло. Но теперь, всё что тебе остаётся – просто сидеть в стоящем на обочине автомобиле и смотреть на этот мир через запотевшее окно. Прекрасно понимая, что больше ты уже никогда не сможешь стать его частью…

За четыре месяца до…

Казалось, что время остановилось, доводя меня до какого-то зудящего безумия! Интересно, сколько раз я уже посмотрела на часы? Тысячу? А может, миллион?

Прошло уже три часа после начала собеседования, на которое отправился Дэван. Три часа, каждую минуту из которых я отсчитывала с по-настоящему маниакальной дотошностью.

Проклятье! Если он не получит эту должность, то просто умрёт!

Такой шанс! Такая невероятная возможность! Работать в компании по производству самых современных и самых востребованных IT-технологий – всё равно что выиграть билет в новую жизнь!

Жизнь, в которой даже простому программисту можно ни в чём себе не отказывать! И я верила, что Дэван справится! Надеялась на это с каждым биением своего сердца!

«Дэван! Дэван! Дэван!» – пульсировало во мне его имя, не позволяя думать ни о чём другом.

– Простите, – подняла руку посетительница, заставляя очнуться. – Не могли бы вы подойти.

– Секундочку! – спрятав телефон, я взяла свой рабочий блокнотик и подошла к столику, за которым сидела молодая пара. – Вы уже решили, что будете заказывать?

Может быть, работать официанткой и не было пределом моих мечтаний, но не всем же в наше время довольствоваться высшим образованием и высокооплачиваемой должностью. К сожалению, после смерти родителей у меня не нашлось лишних ста тысяч на получение диплома врача. Так что я уже давным-давно смирилась с тем, что в этом мире должны быть и такие, как я – простые работники в сфере обслуживания.

Самое главное, что у меня был любимый человек и, конечно же, руки-ноги. Не спорю, что подобные мысли совершенно не подходили двадцатилетней девчонке, но после того, как девять лет назад мои родители погибли при пожаре, я уже не могла думать иначе.

Сначала мне было по-настоящему трудно смириться со случившимся. Я никогда не понимала, почему Господь поступил со мной подобным образом. За что лишил семьи? За что причиняет столько боли? И почему не позволяет быть такой же счастливой, как другие?

Первые полгода я просыпалась и засыпала, задавая себе эти вопросы. Дышала ими. Смотрела через них на окружающую реальность. Искала ответы в любом событии и человеке. И хорошо, что всё это время меня окружали по-настоящему замечательные люди, не позволившие окончательно свихнуться из-за постоянного чувства вины и самобичеваний…

Родственники матери забрали меня к себе сразу же после пожара и растили как собственную дочь. И пусть они и не нашли денег для моего обучения, но помогли устроиться на работу в кафе своих друзей, а самое главное, что даже и не подумали становиться между нашими с Дэваном отношениями.

– Скажите, – взглянула на меня намарафеченная красавица с ярко-накрашенными глазами. Не спорю, что макияж был вполне приличный, но куда больше подходил для вечера, а уж никак не для середины дня. – А макароны покупные или вы их сами готовите?

– Покупные.

– А какой фирмы?

– Простите, но я не знаю, – пожала плечами, пытаясь скрыть ироничную улыбку.

Бедная девушка вот уже полчаса не могла определиться между спагетти и пастой.

Фигура. Калории. Жиры. Углеводы…

Наблюдая за тем, с какой одержимостью некоторые посетительницы считают каждый лишний грамм принесённого блюда, я с какой-то детской искренностью радовалась тому, что, в отличие от них, мне ещё никогда не приходилось думать ни о чём подобном!

В детстве меня всегда называли тощей и костлявой доходягой. И из-за этой чрезмерной худобы довольно долго все считали, что ноги у меня кривые, а грудь так и вовсе начала расти только к началу старших классов.

– Узнать у повара, – по-хозяйски взглянула на меня девушка, откладывая меню.

– Хорошо. А вам молодой человек? – повернулась я к парню, который, по всей видимости, хотел, чтобы она сделала заказ ничуть не меньше, чем я.