Виктория Платова - В плену Левиафана

Пусть это и не просто собака, а комиссар Рекс.

Наверняка с Лео Кьяра тоже говорит о чем угодно, и не только говорит — слушает. Лео есть что рассказать, а как насчет Джан-Франко?

Чем бармен из занюханного кабачка лучше Алекса?

Его воспоминания о том, каким Джан-Франко был в детстве и отрочестве, слишком скудны. Толстый неуклюжий парень, вздыхающий по Кьяре издалека, — вот и все, что помнит Алекс. Подробности отъезда сестры сохранились в его памяти чуть лучше. Летний день, пустая станция, автобус на Тренто, Кьяра едет не до конца, не до самого Тренто, она должна выйти на полпути и пересесть на поезд, идущий в Больцано. Правда, в конечном итоге Кьяра оказалась не в Больцано, а в Вероне. А могла бы оказаться еще дальше, куда не ходят поезда; так что, учитывая беспокойный характер Кьяры, и Верону можно считать благом.

Летний день, пустая станция, автобус на Тренто, он еще не подошел. Кьяре едва исполнилось семнадцать, Алексу — нет и тринадцати, в угоду маме (вечно она боится опоздать!) вся семья отирается на станции битый час. У Кьяры не очень-то много вещей: маленький чемодан и замшевая сумка с бахромой, если тебе так необходимо уехать, родная моя, ехала бы хотя бы в Виареджо! И тетя Паола присмотрела бы за тобой, и мне было бы спокойнее.

Это сказала мама.

— Присматривать! Только этого не хватало. Я уже взрослая и со всем справлюсь сама.

Это сказала Кьяра. Спорить с ней бесполезно.

В сумке с бахромой лежат сигареты, Алекс случайно увидел их, когда Кьяра засовывала в маленькое отделение пилочку для ногтей: несмотря на независимость и взбалмошность, сестре присущи маленькие девичьи слабости. Пилочка — из их числа.

— Если расскажешь о сигаретах маме — убью.

— Не убьешь.

— Ну, хорошо, — мгновенно оценив ситуацию, Кьяра меняет гнев на милость. — Пусть эти сигареты будут нашей тайной. Твоей и моей. Обещаешь мне, Алекс-трусишка?

— Да. А ты пообещай, что никогда больше не назовешь меня трусишкой.

— Идет.

Они оба сдержали обещание. С уст Кьяры больше не слетало ненавистное «трусишка», а мама так и не узнала о той, первой пачке сигарет. Это потом Кьяра начала курить при родителях без всякого стеснения, — так решила она сама, и Алекс к этому решению никакого касательства не имеет. Зато умеет хранить тайны, и жаль, что Кьяра позабыла об этом.

— Мы с Алексом отойдем на секундочку, — сказала она маме тогда, на станции. А брату шепнула на ухо: — Мне нужно покурить!

«Покурить» — только предлог. Кьяра явно кого-то ожидает, вертит головой во все стороны. Они стоят рядом с маленьким станционным кафе, заслоненные от родителей колонной. Время от времени Алекс выглядывает из-за колонны, наблюдая за платформой. Автобуса все еще нет, но к родителям присоединился синьор Моретти, у него какие-то дела в Тренто (как долго Алекс знает синьора Моретти, почти всю жизнь!); платформа тонет в солнце, а за колонной — почти темно.

— Ну что там? — спрашивает Кьяра.

— Все в порядке. Беспокоиться не о чем.

— Смотри в оба, братишка! Иначе…

— Иначе ты меня убьешь!

Алекс смеется, хотя ему немного грустно: Кьяра уезжает, и неизвестно, когда они увидятся в следующий раз. Быть может, он тоже закурит к тому времени, станет заядлым курильщиком. Алекс смеется и Кьяра смеется в ответ, и пляшущая красная точка сигареты смеется. В станционном кафе никого нет, кроме пожилой пары. Это туристы, Алекс видел их несколько раз на центральной площади. Летом туристов в К. немного, совершать скучные пешие прогулки к перевалу и обратно желающих нет. А развлечений в самом городе — раз-два и обчелся.

Боулинг и кино, до открытия центра скалолазания и исторического визита Вольфа Бахофнера остается двенадцать лет.

«Miss Otis regrets».

Именно эта песня играла тогда в кафе. Алекс не обратил бы на нее никакого внимания, если бы не Кьяра. Песенка была так себе, ничего особенного, но что-то в ней задело сестру.

— Ничего себе! — Кьяра даже присвистнула. — Прямо-таки душераздирающе. Мороз по коже!

— Ты про маму?

После того как Кьяра объявила о своем отъезде, мама несколько раз плакала в открытую, а все остальное время ходила с мокрыми глазами. Устраивать скандалы и держать Кьяру за подол — бесполезно, если она что-то решила — с дороги не свернет. Вот и остается молча страдать.

— При чем здесь мама? — Кьяра выбрасывает сигарету и засовывает в рот пластинку жевательной резинки. Чтобы отбить неприятный запах перед прощальными поцелуями. — Песня душераздирающая, а с мамой все будет хорошо. И с отцом. И с тобой, братишка.

— А с тобой? — по-взрослому спрашивает Алекс.

— Надеюсь, — по-взрослому отвечает Кьяра.

Мотивчик у песни не слишком запоминающийся, да и сама песня звучит старомодно, и что только нашла в ней Кьяра? Все дело в словах? Но Алекс слишком мал и ничего не понимает в английском, не то что сестра. У Кьяры всегда были способности к языкам, английский она выучила самостоятельно, когда хотела эмигрировать в Америку, в возрасте тринадцати лет. В четырнадцать Америку сменила Бразилия, и Кьяра всерьез занялась португальским. Но все закончилось автобусом на Тренто — Miss Otis Regrets.

«Мисс Отис сожалеет» — вот и все, что сказала ему о песне Кьяра.

— О чем?

— О том, что не может прийти на обед.

— И это все?

Алекс разочарован. Какая-то мисс Отис не может прийти на обед и сожалеет об этом — что же здесь душераздирающего? От мыслей о мисс Отис его отвлекает подошедший автобус. Родители на платформе вертят головой в поисках Алекса и Кьяры; Кьяра вертит головой еще сильнее — в поисках неизвестно кого; Алекс вертит головой со всеми за компанию.

Расставание получается скомканным: мама плачет и требует от Кьяры невозможного: чтобы она звонила каждый день и писала — хотя бы раз в неделю. Чтобы немедленно сообщила, как только устроится. У отца тоже глаза на мокром месте и у Алекса: как будто вместе с Кьярой уезжают все птицы — живые и мертвые; все мыши-полевки, все ястребы, все ложные нарциссы. Даже горы готовы сдвинуться с места и вместе с Кьярой погрузиться в автобус. Хорошо, что горы — большие, а автобус маленький, на заднее сиденье им не взлезть.

Автобус везет из К. четырех человек: Кьяру, синьора Моретти и пожилую пару туристов. Их могло быть и трое, но у синьора Моретти сломалась машина. Об этом он сообщил отцу, и мужчины успели перекинуться парой слов о преимуществах немецких автомобилей перед итальянскими, испанскими и французскими. Синьор Моретти с удовольствием пересел бы и на «японку», но тут возникает проблема с доставкой запчастей. Ждать их, в случае чего, придется едва ли не месяц, а как раз этого синьор Моретти позволить себе не может: он постоянно в разъездах, у него слишком много дел.