Екатерина Хаккет - Уроборос

Но теперь всё это в прошлом. И всё из-за Джиллиан и того, что она сделала со мной за какой-то несчастный месяц.

Я не торопясь почистил зубы, принял бодрящий душ, проверил почту в социальных сетях (от неё так ничего и не пришло), причесался и привел себя в порядок. К тому моменту время уже неумолимо приближалось к 8:00, и до следующего автобуса мне оставалось около получаса. Я очень хорошо запомнил этот промежуток времени, так как через какое-то мгновение моя жизнь из статуса «нормальной» резко поменялась на «полное безумие», всей ступней надавливая на педаль «газа»: с кухни на первом этаже нашего маленького дома меня позвала мама. Я ещё тогда удивился, почему она поднялась так рано, но без лишних вопросов молча вышел из своей комнаты в коридор второго этажа ей навстречу.

Я любил свою мать. Отец бросил нас, когда мне не было и четырех лет (даже сейчас, в свой двадцать один, я с трудом могу вспомнить, как он выглядел), и мы остались одни. Моя мама, Виола Дайм, всё делала для меня: всеми силами пыталась в одиночку поставить на ноги, доказывала, что я чего-то стою, тщательно следила за тем, чтобы я, как и она, получил должное образование и по совместительству мог заниматься любимыми хобби. Она подарила мне беззаботное детство.

И всё изменил один несчастный случай, после которого моя мать стала инвалидом. Мне тогда было всего тринадцать лет, совсем мальчишка, но весь груз ответственности, свалившийся на плечи, я ощутил очень сильно. Нет, Виолу Дайм не парализовало, она не стала умственно отсталой или ещё чем-то пострашнее – у неё просто появились огромные проблемы с левой ногой, которые моментально перечеркнули её карьеру танцовщицы в самом престижном городском театре и сделали из неё беспомощную домохозяйку, которую не решались брать на хорошую работу. Она любила петь и танцевать и, естественно, получила должное образование, ещё в детстве совместив для себя хобби и учебу (что в конечном итоге вышло для неё боком). А теперь она работала «два через два» в местной частной фирме за компьютером и отвечала на звонки недовольных клиентов. Работа её угнетала. Платили мало, а искать что-то новое она считала бессмысленным – на нас висели два огромных кредита (помимо надобности оплаты за дом и другие коммунальные услуги), да и моей матери на сегодняшний день было уже 46 лет (особо не побегаешь).

Раньше Виола Дайм всё делала для меня, а теперь я был обязан отплатить ей той же монетой и сделать её счастливой. И именно по причине неоплаченного долга и ради сохранения чувства собственного достоинства днем я работал у прилавка с попкорном в кинотеатре (после несчастного случая денег на мое образование так и не хватило), постоянно брал «халтурку» у своего знакомого курьера, доставщика горячей пиццы, и вечерами, если оставались силы, брал в руки гитару и играл в людных местах, дабы хоть что-нибудь заработать себе в карман, помимо своего оклада.

Когда с нами жила Джиллиан, всем было легче. Она всегда могла поддержать меня, ободрить, не оставляла одного, помогала матери по дому и с выплатой кредитов (по собственной воле), а потом в ней что-то переменилось, сломалось, и в один прекрасный день она вернула мне ключи от дома и ушла, даже толком не объяснив причины.

Я ненавидел себя за то, что дал ей так просто уйти.

Старые ступени под ногами предательски заскрипели, выдавая мое местоположение, и тут за моей спиной с треском распахнулась дверь в мамину спальню, откуда в одной ночнушке с тростью в руке выхромала сама Виола Дайм.

– Не ходи туда, Винни, я тоже слышала это, – прошептала она одними губами, выдержав на мне свой безумно-испуганный взгляд голубоватых сонных глаз.

Я сначала ничего не понял. Как она могла позвать меня с кухни, если сама только-только проснулась? Но потом меня как током дернуло, прогоняя все остатки сна. Я словно одеревенел, прирос к тем самым ступеням, вцепившись в лакированный поручень, с ужасом оглядывая мать.

Наступившую тишину разряжал лишь сумасшедший стук моего сердца. Я смотрел на седовласую Виолу Дайм и в то же время как сквозь неё, не очень осознавая, что происходит – тело впало в настоящий ступор – её страх передавался мне через воздух.

Голос псевдоматери с первого этажа снова ударился о мои барабанные перепонки с такой же доброжелательной фальшью:

– Почему так долго? Винни, ну где ты?!

Моя мать отрицательно мотнула головой и губами произнесла «нет», тяжело опершись обеими руками на трость. Время утекало сквозь пальцы. Я с ума сходил от того, как голос с кухни походил на голос самого дорогого мне человека. Это не могла быть слуховая галлюцинация, ведь её слышал не я один, а в историю про маминого близнеца, что спустя полвека нашел свою семью, я бы тем более поверил с трудом. Это было нечто большее, смысл чего находился за гранью реального (или же кто-то просто ворвался к нам в дом и особыми методами пытался запугать с целью ограбления).

Виола Дайм всё ещё вертела головой, безостановочно, как молитву, приговаривая «нет», как тут голос снизу вновь окликнул меня:

– Винни! – потребовал он уже более настойчиво, переходя на высокие ноты. – Мне тебя здесь до вечера ждать или ты хочешь, чтобы я сама к тебе поднялась?!

Я шумно выдохнул, кожей ощущая пробегающих по спине мурашек-пауков.

– Тебе не стыдно перед матерью, сынок? – опять громко воззвала к себе псевдомама. – Я иду к тебе, раз тебе самому с лестницы не спуститься!

У меня волосы на голове зашевелились от мысли, что сейчас я увижу что-то сверхъестественное и поистине пугающее. Я пытался заставить себя сдвинуться с места, но это больше напоминало судороги – ноги не слушались, а язык от пронизывающего меня страха прилип к нёбу. Всё сильно походило на сон, и я всё ждал, когда наконец проснусь.

Признаю, в эти минуты я был жалок даже для себя самого.

Настоящая Виола Дайм сделала два тяжелых шага к стене и, прижавшись к ней, протянула мне свою массивную трость со словами «Ударь ублюдка посильнее», тем самым передав мне капельку своей смелости.

Усилием воли я протянул руку за тростью и молча кивнул, набираясь решительности спуститься вниз и исполнить свой долг. В это мгновение мне вдруг в голову ударило необъяснимое желание выгнать непрошеного гостя на улицу, несмотря на то, кем он был и на кого старался быть похожим. Я ведь оставался в доме единственным мужчиной – главой семьи, и поэтому мне – и только мне – нужно охранять своих родных от всяческих опасностей, хоть под моей опекой и находилась только любимая мать.

Закинул трость через плечо как бейсбольную биту, в два прыжка спустился по лестнице и оказался у зеркального шкафа-купе в темной полупустой прихожей, куда солнечный свет попадал только через маленькое занавешенное окошко входной двери. Голос в очередной раз позвал меня по имени и прозвучал так громко и отчетливо, как никогда. Оно было там – на кухне, за тонкой перегородкой из гипсокартона под названием «стена». Я дышал через нос, дабы успокоить свои нервы, а потом ударил ногой по деревянной двери, освобождая путь к неизведанному.