Дмитрий Стрешнев - Чертовка

Он посмотрел на Эндрю и увидел, что тот наконец достал откуда-то из необъятных карманов на штанинах пистолет, показавшийся Андрею огромным. Появление пистолета немного успокоило.

Шаги, как и полагалось, приближались. Преследователи шли там же, где только что пробежали Андрей, Эндрю и Джарус, - по дну ложбины, но когда Замурцев чуть приподнял голову, он заметил из-за камня (вот зачем американец их накидал - чтобы выглядывать), что один иракец идет поверху. В подтверждение, что это действительно иракец, тут же раздалось почти немыслимое для Сирии:

-Бауе! {Смотри! (иракский диалект)}

Шаги прекратились. Судя по голосам, их владельцы достигли того места, где встречались образующие лощину ручьи.

--Бауе, они здесь были.

--Здесь они где-то, недалеко.

-Халаф, сходи вон туда.

--Слушаюсь, сейиди {господин (араб.), в данном случае - обращение к офицеру}.

В животе у Замурцева стало еще тоскливее. Неужели сейчас их найдут? Он снова ощутил у себя на спине руку американца, и, повернув голову, увидел, как тот спрашивает, беззвучно шевеля губами: "Что они говорят?"

"Ничего особенного", -тщательно ответил он и в подтверждение небрежно шевельнул рукой, а затем в свою очередь спросил: "Почему ты не стреляешь?" (показал пальцем, как дергается ствол пистолета).

"Тогда и они будут стрелять", -ответил Эндрю Манн.

Логично, решил про себя Замурцев. Однако надо было взглянуть, куда направился посланный офицером Халаф. Андрей опять начал потихоньку приподнимать голову. Прежде всего в поле зрения снова появился тот солдат, что шел поверху. Он вдруг присел и позвал остальных, которые уже снова загремели камнями внизу; судя по голосу, верхний чувствовал себя не очень уютно. Затем он поспешно стал спускаться вниз.

"Что он сказал?" -спросил Эндрю Манн все тем же немым манером.

"Он сказал, что видит вдалеке каких-то военных... military men," -на всякий случай повторил еще раз Андрей, изобразив пальцами идущего человечка.

Лицо летчика просияло, и он показал - тоже жестом: "О'кей!" Он показал "О'кей" - не той рукой, разумеется, которой держал пистолет, а левой. Потом он приподнялся, просунул ствол между камнями и выстрелил. Замурцев против воли моргнул, и, когда до него долетел кисловатый запашок сгоревшего пороха, неуверенно прошептал:

--Ты хочешь их убить?

--Никого я не хочу убивать, -отозвался Эндрю Манн и выстрелил еще раз.

Андрей осторожно высунул голову из-за своего камня, но никого из тех, что только что гремели внизу галькой, не увидел.

--Всё в порядке, -сказал он Джарус, сам еще не совсем веря в то, что сказал.

--А где... эти люди? -на всякий случай спросил он американца.

--Yellow dogs! {Трусливые собаки! (амер.)}-презрительно сказал в ответ Эндрю Манн одно из традиционных заклинаний, помогающих всем воякам мира побеждать врагов.

Наш бы еще сплюнул, подумал Замурцев и спросил с надеждой:

-Уже можно вставать?

Ему было холодно и неудобно лежать животом на земле в свитере, между прочим, за семьсот лир.

Американец еще немного повертел головой и решил:

-Можно.

Замурцев на всякий случай сначала только сел, еще не очень веря, что они так легко отделались. Но когда Эндрю Манн поднялся во весь рост, генеральским жестом надев свою синюю кепку, Андрей тоже вскочил.

-Вставай, Джарус... Эх, жизнь моя - как классическая музыка: то слишком тихо, то слишком громко.

-Как наша леди? Не простудилась? -спросил американец и снова продемонстрировал, что следит за зубами.

Замурцев почувствовал, что ему в кровь впрыснули прежний яд. Он вспомнил, как они лежа переговаривались через езидку, и это задним числом было неприятно - словно какой-нибудь шведский секс втроем. Но Джарус в этот момент отряхивала юбку и не смотрела на Эндрю, а переводить его банальный треп Замурцев, разумеется, даже и не думал.

-Вот они, -сказал американец, кивая в ту сторону, где вдалеке по серо-зеленой равнине к ним бежали фигурки, и скоро стало слышно, как перекликаются их голоса.

Сирийцы были не такие рослые, как иракцы, одеты в мешковато сидящие защитные комбинезоны разного цвета: кто с буро-зелеными, кто с рыжими пятнами, с какими только в помидорах маскироваться. Их было шестеро: пятеро солдат и офицер, точнее, тщедушный пижон в дымчатых очках. Рыжеватые усики под ними торчали, как разношенная зубная щетка. Он старался держаться с достоинством; солдаты же, как пишут в романах, смотрели на необычную троицу "с живым любопытством", то есть открыв рты.

После традиционной "мархабы" {приветствия } офицер изобразил, как тремя пальцами держат хрустальный шар, и послышалось немыслимое без этого жеста "шу cap?" {Что случилось? (сирийский диалект)}

Знающий тонкости местного общения, Замурцев с достоинством пожал всем руки и показал свою престижную голубую карточку "вспомогательного состава посольства".

--А, руси! Садык! {А, русский! Друг! (араб.)} А вы, мистер?

Видя, что представитель власти обращается к нему, Эндрю Манн изобразил рукой радостное приветствие.

--Hello!

Замурцеву пришлось взять на себя краткое изложение истории про упавшего с неба американца, перевернувшуюся "Вольво" и про невесть откуда появившихся иракцев. И откуда они только здесь взялись?

Во время замурцевского рассказа офицер кивал сочувственно-строго: "Наам... наам..." {Да... да... (араб.)} , явно зауважав Андрея, и Эндрю Манна, и еще больше себя самого, которому выпала ответственная миссия по спасению союзников. Насчет иракцев он с готовностью разъяснил:

--Здесь неподалеку на Тигре переправа, где курды переправляются из своего Курдистана и обратно... А у иракцев ниже по течению на берегу укрепленный пункт, откуда они обстреливают курдов. Если, конечно, не обедают и не спят. Оттуда их и послали сюда.

Потом он важно добавил:

--Я должен доставить вас в марказ { здесь: в комендатуру}

, -и, подчиняясь служебному долгу и зову любопытства, спросил, косясь на Джарус: -А... (на всякий случай) госпожа - кто?

Хотя Замурцев понимал, что вопрос будет задан, и даже знал, что ответит, да и сказал, в общем-то, всё так, как оно и было, голос получился таким театрально-убедительным, что самому стало противно.

--Она курдская беженка из Ирака, я ей помогаю найти отца. Но теперь ее надо отвезти в Хасаке, в лагерь Эль-Холь... там специальный есть лагерь для беженцев. Потому что отца мы не нашли, а в лагере ее мать и сестры.

--А... ясно.

Люди на Востоке патологически любопытны, но редко можно видеть, что кто-то чему-то удивляется. Особенно тому, что происходит с другими: раз происходит - значит, так надо. Можно позволить себе выразить удивление тем, что сосед не вернул в срок деньги; можно удивлением выразить негодование в адрес Саддама, разрушающего братский Кувейт, и в адрес братского Кувейта, зажиревшего в своем эгоизме. Но по большому счету удивляться непостижимым законам человеческих судеб - такое же пустое дело, как удивляться тому, что дует ветер и плывут облака.